Он не заметил, как простоял около получаса возле могилы. Вернувшись из мыслей в реальность, он осмотрелся по сторонам. Кладбище давно опустело, остались только мертвые. Он медленно повернулся и потащился в сторону деревни.

***

– Берегитесь лжепророков, что приходят в овечьем обличии… – декларировал преподобный Уолтон.

Его голос звенел в стенах божьей обители, пропитанной запахом воска. Жители поселения внимали его словам с лицами детей, увидевших чудо. Они молчали, позволяя церкви наполняться звуками, которые испокон веков символизировали смысл жизни. Огоньки свечей изредка потрескивали, качаясь от сквозняка. Между словами священника было слышно воркованье голубей на крыше. Когда Уолтон произнес: «Помолимся!», все склонили головы перед ладонями, сложенными в замок. Божий дом наполнился приглушенным шепотом, преподобный захлопнул книгу и склонил голову перед прихожанами. По окончании службы народ покидал церковь. Все как один покорно кланялись божьему дому и крестились. После мужчины надевали свои головные уборы и разбредались по поселению. Уильям не покидал своего места до тех пор, пока не остался один на один со священником. Всем своим видом он напоминал нашкодившего мальчишку, который, преисполнившись угрызениями совести, идет к родителям сознаться в своем проступке. Священник кивнул ему с понимающим взглядом, и тот осмелился подняться со скамьи.

– Отец, меня мучает совесть, – осторожно заикаясь, промолвил он, – Вальтер, мой друг Вальтер…

Он зашелся в рыданиях.

– Ничего, сын мой, не вини себя, – назидательно начал священник, – пути господни неисповедимы, и так должно было случиться.

– Но я мог! – Прорвалось сквозь рыдания.

– Когда познаешь дьявола, он познает тебя. Ты не в силах мешать великой божьей руке, – буднично ответил священник и покачал перед его лицом Библией.

Уильям глубоко вдохнул и доверчиво кивнул головой.

– Мы живем в страхе, этот проклятый дом сводит нас с ума! – Выпалил Уильям.

– Если вы несете слово божье, вам нечего бояться, он убережет вас от всех невзгод. – Изрек священник, словно уличая Уильяма в утрате веры.

Уильям вытер лицо рукавом и покинул церковь, даже не поклонившись ее величию.

По всей деревне носились испуганные шепотки. Все как один переживали за участь вдовы и единственного сына Вальтера, но сказать об этом лично никто не решался. «Кажется, они собираются покинуть деревню» или «Николас будет тем, кто закончит этот кошмар раз и навсегда, он сожжет дом» – такие тайком сказанные догадки можно было слышать за каждым углом и в каждом доме на фоне треска дров в печи. Некоторые женщины, преисполненные мучительного страдания, шептались: «Кажется, она была беременна». После этой фразы собеседницы прикрывали рты ладонью и пускали слезу. Наверняка никто ничего не мог знать, вдова не покидала дом, а при виде Николаса все впадали в безмолвный ступор. Никто не смел задать ему какой-либо вопрос. Парень сохранял молчаливую сдержанность подобно свету в окнах его дома.

Хлопоты по заготовке припасов в зиму отвлекли людей от бесконечных пересудов. Усталость пришла на смену нарастающему страху, а толки о ведьмином доме сменились сетованиями на скупость урожая в этом году.

Однажды один из местных жителей столкнулся с повитухой возле забора одного из домов поселения. Она окинула его пустым взглядом и, склонив голову, поторопилась прочь. Мужчина недоуменно посмотрел ей вслед и вошел в калитку.

– Вернон, старина, что случилось? – Спросил он.

– Все в порядке, Гвеннет беременна. – Пока еще сам не до конца осознав это, ответил Вернон.

– Вот это новость! Поздравляю, приятель!