– Черт его побери, что он творит!?

Уильям суетливо заметался по дому, не в состоянии решить, что делать: выйти следом и отговорить Вальтера от такого поступка, либо не иметь с ним никаких дел, дабы не потерять репутацию.

– Уильям, не вздумай идти за ним! – испуганно простонала жена.

Он отмахнулся от нее и стал наблюдать за отчаявшимся Вальтером. Его темная фигура потащилась по улице. Вся деревня взглядом сопровождала его пьяную походку, кто-то осмелился выкрикнуть в окно: «Не вздумай этого делать, иди домой и проспись!». Вальтер не слышал ничего вокруг и, шатаясь, пересекал улицу. Подойдя к дому Фелиции, он остановился. Нахмурив брови, он смотрел на него, будто на заклятого врага, глотнув из бутылки и набравшись смелости для решения конфликта. Он взошел на веранду с решимостью воина, идущего на алтарь смерти. Он выплеснул остаток виски на дверь и стену. Швырнул пустую бутылку в окно и, шатаясь, оттянул карман. Трясущимися руками он чиркал одну за другой спички, и вдруг серная головка отскочила, вспыхнув в воздухе. Она дугой пролетела перед его глазами и упала на промокший от виски рукав. В одно мгновенье его рубашка вспыхнула. Он с истерическими воплями начал махать рукой. Пламя мгновенно перекинулось на концы его волос и он, стиснув зубы, пытался выдрать их с корнями. Жители наблюдали за происходящим из своих окон. Женщины, прикрыв рот ладонью, в ужасе пускали слезы. Мужчины были на взводе. Некоторые из них накинули шляпы и схватили ружья, но выйти никто не осмелился. Бедолага Вальтер бросился через перила и начал кататься в грязи. Его нескончаемые вопли распространялись в темноте деревни. Спустя пару минут его движения замедлились, а голос пропал. Женщины безудержно рыдали, а мужчины сняли шляпы, прижав их к груди. В ту ночь никто не спал. Во всех домах горели лампадки, в свете которых шепотом произносились молитвы. Мужчины напивались, положив рядом ружье. Детей оградили от ужасного зрелища, приказав им не покидать свои постели. Старшие из них молчаливо понимали, что снова произошло что-то ужасное, связанное с тем домом, а младшие, недоумевая, что происходит, повиновались строгим фырканьям своих матерей, прогонявших их обратно в постель. Под утро некоторые из мужчин уснули на столе рядом с пустыми кружками. Пробудил их пронзительный крик. Женщины подскочили к окнам, а мужчины в сонной спешке подняли ружья. Николас рыдал перед обгоревшим трупом отца. Он раз за разом вздымал голову к небесам и склонял ее к обугленной груди. Его взгляд при виде дома совместил жажду мести и всепоглощающее отчаянье ребенка, терпящего удар невосполнимой утраты.

– Я закончу начатое! – возопил он.

– Стой! – выкрикнул Уильям, – Не делай этого! Не подходи к дому!

Он подбежал к мальчишке и крепко его обнял, одним взглядом окинув обгоревший труп Вальтера.

– Нет! – протянул Николас и заколотил Уильяма по груди.

– Успокойся, мальчик мой, его уже не вернуть! – преисполненный отеческой заботы Уильям сильнее сжал мальчишку в своих объятиях.

Николас протяжно рыдал, всхлипывая на плече мужчины. Уильям кивнул своей жене, что означало просьбу позаботиться о вдове, которой еще предстоит узнать об утрате.

***

На следующий день все жители деревни после отпевания вышли из церкви и пошли следом за гробом Вальтера. Во главе процессии шел его единственный сын Николас. Из-за его высокого роста вес гроба перемещался на других троих мужчин. Один из них был Уильям – его близкий друг. Второй – лорд Клинтон. Порядка двадцати лед назад они втроем первыми начали отстраивать на здешней земле свои владения. Вальтер разводил овец и производил наилучшую шерсть в Англии. Поговаривали, что даже царские особы тайком посылали к нему своих подопечных для крупных заказов. Он, по предложению Уильяма, покинул свое старое село, разграбленное очередными революционерами. Вальтер долго противился его уговорам. Прошел очередной натиск разбойников, в котором он стал свидетелем зверского убийства всей семьи, живущей по соседству. Подонки оставили в живых их единственную дочь и собирались надругаться над ней. Вальтер обменял ее неприкосновенность на тридцать овец и забрал девушку с собой. Её звали Дакота. Ее отличительной приметой была длинная коса цвета воронова крыла. Когда она расплетала ее перед зеркалом, по ее хрупким плечам до самых бедер ниспадали лоснящиеся локоны жгуче-черных волос. Ее темно-карие глаза были томными и мудрыми, она вся была наполнена каким-то невозмутимым спокойствием.