У шестой семьи высших оказалось три ветви: основная и две побочные. Их главы – Маорелий Рингвардаад, Хемильдеор Тейдор-Рингвардаад и Шимран Арви-Рингвардаад. Наличие присоединительных имен подчеркивало, что последние двое высших не относятся к главной ветви рода.

Отложив книгу, я встала и вновь подошла к полкам. Пробежалась пальцами по внушительным корешкам, вытащила с полки тяжелый том и вернулась за стол.

Мы с Кеорсеном изучали принципы наследования в роду только на примере моего случая. Все-таки время на подготовку было ограничено, охватить сразу весь объем информации мы не успевали.

Пролистав с десяток плотных желтоватых страниц, я открыла раздел «Наследники второй очереди побочных ветвей рода». И, сверяясь с нарисованной схемой семьи Рингвардаадов, углубилась в чтение.

Спустя минут сорок я сидела и гипнотизировала внесенные в схему дополнения. Вырисовывающаяся картина мне не нравилась. Если допустить, что меня убьют, а у Маорелия больше не появится детей, то после его смерти власть перейдет к одному из отпрысков Арви-Рингвардаад. У Хемильдеора всего семь лет назад родилась дочь, а поскольку первенство в вопросах наследования отдается мужчинам, старший сын Шимрана с большой долей вероятности избавится от присоединительного имени и возглавит шестой дом.

Получается, именно Шимрану выгодно мое устранение. Но если так, почему он не попытался найти способ избавиться от Маорелия раньше? Ведь о наличии у него ребенка никто не догадывался. Боялся вызвать подозрения? Но разве ситуация в этом вопросе изменилась? Убийство наследницы породит еще больше вопросов. Или Шимран надеется, что остальные семьи воспримут смерть полукровки благосклонно?

Голова пухла от вопросов, в висках противно пульсировало. Отложив исписанные листы, я устало потерла переносицу.

Прав был Кеорсен: к играм такого уровня я не готова.

В памяти всплыли наши занятия в гостиной лесного домика, в ушах зазвучал голос высшего. Я скучала по нему. За последние недели видеть его рядом стало настолько естественно, что даже несколько дней в разлуке казались невыносимо долгими. А от мысли, что отныне мы будем видеться только на торжественных приемах, в груди начинало болезненно ныть. Точнее, не просто ныть – меня будто ломало изнутри, выворачивало наизнанку. И только Кеорсен мог собрать меня воедино.

Душевная боль выматывала сильнее любой физической. Я хотела снова ощутить дыхание Кеорсена на своей коже, его губы на моих, его сильные руки и крепкие объятия. Я нуждалась в нем так сильно, что иногда перед глазами темнело, а воздуха переставало хватать. И столь сильные чувства пугали.

Разозлившись на себя, я вскочила со стула, покачнулась от навалившейся слабости, но устояла. Несколько раз глубоко вздохнула и бросила еще один взгляд на изрисованные схемой листы. Надо возвращаться к себе, пока ноги меня еще держат. К тому же обдумать уже собранную информацию можно и лежа в кровати.

Решив так, я расставила книги по местам, забрала свои записи и осторожно, держась ближе к стенам, чтобы в случае необходимости успеть за них ухватиться, пошла обратно.

На удивление, в этот раз в коридорах мне никто не встретился. Замок будто вымер. Странно. До завтрака ведь осталось часа два, не больше. Так почему же не видно слуг? Может, здешние обитатели придерживаются иного графика, отличного от того, что принят в замке Артенсейров?

Воспоминания о доме Кеорсена, об открывающемся на него виде сверху и о моем первом поцелуе нахлынули внезапно. Я даже остановилась, чувствуя, как заполыхали щеки.

– Ты непоследовательна, – неодобрительно заметила вслух. – Сначала прогоняешь, а потом готова на стенку лезть от желания увидеть. Где же твоя гордость, мышка?