Мира успокаивала себя, но ее подозрения только росли. Она осмотрела Данте – вроде лапы не повреждены, никаких следов укусов. Она выдохнула с облегчением. Но пёс спал как мертвый, что с ним бывает только когда он набегается вдоволь. А как приличный пёс он редко позволяет себе подобное ребячество.

Посидев немного в задумчивости, Мира поднялась и, скрипя половицами, вышла в коридор.

«Этот сон и побег Данте как-то связаны, – думала она, хмурясь. – Пока у меня не хватает фактов, чтобы их связать. Только один человек в этом доме может прояснить ситуацию…»

И только Мира свернула на кухню, как тут же застыла, сердце ее бешено заколотилось. За столом, свесив руки по бокам, с опущенной головой сидел дедушка. Он не двигался и, кажется, не дышал.

– Дед? – только и сумела выдавить из себя Мира. Несколько бесконечно долгих секунд, и дедушка, едва заметно дернулся. – Деда, ты чего?

– А? – сонно пробормотал тот.

Рядом с ним стояла полупустая трехлитровая банка с рассолом. Он потянулся за ней, казалось с огромным усилием заставив себя поднять тяжело повисшие руки, и сделал несколько жадных глотков. Казалось, он смертельно устал.

– Что случилось ночью? – требовательно спросила Мира. Дедушка разлепил красные опухшие веки. Он явно не спал сегодня.

– Выбежал твой пёс…

– Выбежал куда? Он бы сам не побежал к воде.

– Это я его окатил. Я в кузнице ночью работал. Он прибежал, давай мешаться. Спасибо, что в горн не прыгнул! Я его и это… – он качнул ослабевшей рукой и снова взялся за рассол.

Работа в кузнице. Так вот как просто все объяснялось. И гул, и свист, и лай – все это могли быть шумы работающей кузницы. Вроде все логично.

«Но почему мне кажется, что он лжёт?» – Мира сощурилась. – Какой прок был работать в кузнице ночью? – не сдавалась она.

Дедушка вздохнул.

– Ты иди-ка лучше в сельсовет. Там Сергея спроси, пусть к нам идёт, – устало проговорил он, – электричество чинить. А я пока вздремну.

Он, пошатываясь, поплелся в зал. Но проходя мимо Миры, вдруг остановился.

– Держись подальше от воды, – сказал он, наклонившись. – В сумерках. И ночью. – Немного помедлил, а потом добавил, безумно сверкнув глазами: – Если что, ты знаешь, где меч.

Дед вошел в темноту зала, и Мира услышала, как он шлепнулся на пыльный диван.

Перед ее глазами пронеслись: меч, холодный подвал и собственный ночной кошмар. Невольно Мира поежилась.

Как только Данте проснулся, Мира взяла его на поводок и вывела на дорогу. Их дом стоял в самом конце улицы на самой окраине села. В одну сторону тянулись сотни метров грунтовой дороги в колдобинах, в другой стороне, через поле, виднелись развалины старинного поместья.

Мира уже много лет не гостила у дедушки, и где сельсовет – толком не знала. Поэтому она одернула подол своего белого платьица, поплотнее надела соломенную шляпу с широкими полями, чтобы хоть сегодня ей голову не напекло, и просто зашагала вперед. Попутно она решила отчитать Данте.

– Иногда я жалею, что ты не умеешь разговаривать, – говорила псу Мира. – Хотела бы я послушать, что ты мне скажешь о своем ночном приключении. Ты правда мешался в кузнице?

Данте облизнулся. Он только что плотно позавтракал и теперь никакие нравоучения не могли испортить ему настроения. И все же Мира видела, что он слушает – одно ухо он повернул в ее сторону.

– Правда ли, что дедушка окатил тебя водой и ты не забегал в озеро? Очень странно, что земля возле кузницы и в огороде – черная, а грязь у тебя на лапах – илистая, как дно в озере, ты не находишь?

Данте даже не глядел на нее, просто семенил рядом.

– Боже мой, Данте! Я даже не знаю, умеешь ли ты плавать?