– Тебе самому не надоело быть на побегушках у этой бесчувственной суки?

Глаза Коса ожесточились и угрожающе вспыхнули. Фауст весь вжался в пол, боясь представить, какая драка может сейчас начаться.

– Осторожно, Ози! Ты смелая в разговоре со мной, но не смей оскорблять нашу Мать, или я…

– Что ты сделаешь? Ты силен, но я тебя не боюсь! В последний раз говорю, вали отсюда и смертного своего забери!

Слова Оазис были дерзкими, но ей не удалось скрыть сомнение. Даже для Фауста стало очевидным, что Оазис еще как боится Коса. После ее слов его взгляд стал еще более пугающе злобным. Страшно было представить, что его лучи из глаз могут сделать с хрупким человеческим телом, хотя Оазис человеком не была. К счастью, Кос чудом взял себя в руки и почти сразу же вернул прежнее выражение лица. Это далось ему с видимыми усилиями. Оазис тоже заметила это.

– Мы направляемся к Ибраитос. Надеюсь на твое благоразумие, сестра.– Сказал Кос и добавил перед выходом: – С твоего позволения, мы задержимся здесь до вечера, чтобы ты еще раз хорошенько все обдумала и сделала правильные выводы.

Кос жестом сказал Фаусту идти за ним. Оазис максимально тихо вздохнула, желая скрыть облегчение, но выглядела загруженной и даже расстроенной. Она устало оперлась рукой на край стола, ее ладонь оставила черный обугленный отпечаток. Так они и оставили ее в одиночестве.

Фауст заговорил уже на улице.

– Думаешь, она придет? – Не то чтобы его это правда волновало, но было любопытно, насколько в себе уверен Кос.

– Уверен. – Коротко сказал Кос. – Оазис вспыльчивая, но не глупая. А сейчас найди того нелепого толстяка и отдохни, если нужно.

Фауст покорно кивнул, а Кос оторвался от земли и стремительным полетом скрылся где-то за облаками. Он все время куда-то улетал или скакал. Может у него есть своя “крепость одиночества”?

Глава 9

Архимий направился коротать время в любимый зоопарк. Он любил наблюдать за животными – это помогало сосредоточиться. Особенно он любил птиц, потому что сам мог летать, а потому разделял их любовь к небу.

Но делал он это в основном ночью, когда вокруг не было людей, которым он мог бы доставить дискомфорт своим «коконом». Его горящие глаза и золотые волосы тоже были неприятностью, когда он хотел провести время среди людей, не привлекая внимания.

Ещё Архимий любил кино, особенно цифровое. И было неизвестно, сколько ещё придётся ждать Коса, поэтому он взял с собой железный нелепый таз с водой и направился в проверенный кинотеатр, где никогда никого не было. Там он выбрал фильм и стоял ногами в тазу, пока его «кокон» доводил воду до кипения, затем обновлял, чтобы не спалить всё дотла. Так он и смотрел кино стоя, так и не найдя удобный способ сидеть. Таскать с собой железный стул тоже было неплохим вариантом, но не таким компактным.

Шло какое-то нудноватое, но красивое кино про пустыню. Честно говоря, смертные успели ему сильно надоесть, но нельзя сказать, что он их не любил. Просто – слишком суетливые. Если люди в зале всё же оказывались, то кино спокойно посмотреть не могли даже пару часов: начинали шуметь, туда-сюда ходить и болтать. Конечно, а как иначе, если твоя жизнь длится меньше века?

После кино Архимий шагнул в Шор – побыть в тишине, наедине со своими мыслями. Глазами богов Шор выглядел иначе. В его пустоте плавно извивались миллионы красных призрачных нитей. Каждая из них что-то напевала, нашёптывала, рассказывала свою историю – для тех, кто умел слушать. Каждая нить – своего рода след скакуна, проходящего через Шор. Более того, это – отголосок его души. Чем значимее деяния скакуна, тем ярче его нить в бесконечном пространстве. Невольно Архимий каждый раз думал о том, как много жизней пересекается в Шоре, а смертные этого даже не способны увидеть. Каждая из нитей была чьей-то удивительной жизнью в этом клубке.