Я согнулась – было спрятаться негде, мы в полностью открытом месте, доступны и беззащитны. Особенно я – лучше мишени, чем невеста в белом платье, не найти.

И вдруг…

Началась стрельба.

Я закричала.

Завизжала.

Это был не ужас —  паника в чистом виде. Горло перехватило, дыхание забулькало в горле. Закрыла уши и завизжала от страха, что есть силы, даже из— за лопастей вертолетов, даже из— за шума крови в ушах я слышала это: крики раненых о помощи, одиночные сухие звуки прицельных выстрелов.

Господи…

Никогда не видела такого в живую, никогда не смотрела такие сцены в фильмах.

Узкое платье не давало согнуться, чтобы лечь в траву и укрыть голову от этой пальбы.

Я зажмурилась, потому что все равно ничего не видела в этой панике и ужасе совсем ничего, и вдруг…

БАХ!

Почувствовала, как меня немного откинуло назад.

Я приложила руку к животу и замерла от ужаса, крик замер в горле. Потому что моя ладонь погрузилась во что— то липкое, влажное.

Мозг отказывался принимать действительность, хотя я уже поняла, что произошло. И это понимание окатило кипятком меня с макушки до пяток. Ребенок… мой ребенок…

Ошарашенная, поднесла к глазам раскрытую ладонь и завизжала: она вся в крови. Яркой, красной, свежей крови. Посмотрела вниз и забормотала какие— то слова, но меня прострелило такой ужасной, сильнейшей болью, что эти слова затухли на губах, невысказанные и тусклые.

Все мое платье в районе живота было в крови.

Красные подтеки на ослепительно белом платье резали глаза, до слез, до искр, до ужаса. И мой крик, полный боли и отчаяния...

Спасите!

Спасите моего ребенка!

Прошу!

Господи, помоги мне!

Господи, помоги нам!

Но никто…

Я упала в пеструю от крови траву и забилась в конвульсиях – боль опалила все тело, а ладони, которыми я пыталась удержать кровь на животе, тряслись невероятно сильно, но и они…И они замерли, когда я бросила последний невидящий взгляд в пустоту и провалилась в беспамятство, услышав напоследок только крики и пальбу…