– Не совсем понимаю, о чем вы, – растерялась я.

– Ну как же, как же… – деланно озадачился министр. – Разве вы не помните?.. Вы же умоляли представить вас Добровольскому! Вы восхищались его одаренностью и желали выразить свои чувства ему лично, а заодно и взять автограф. Вам повезло! Алексей во-о-он там.

Громов указал на двери в конце зала, за сценой.

– Я провожу вас, – вызвался он.

Вероятно, на мое лицо упала тень тревоги, потому что министр вдруг насторожился и сощурился. Я открыла рот, но из горла не вылетело ни звука. Орлова одновременно с любопытством и сочувствием наблюдала за моей реакцией.

Спустя несколько секунд я пришла в себя.

– Дорогой, ты не против ненадолго покинуть гостей, чтобы познакомиться с артистом? – спросила я, предупредительно стиснув пальцы на его локте. – Добровольскому прочат статус премьера Большого театра.

– Не думаю, что Сергею Яковлевичу будет интересно, – вмешался Громов и решительно поставил какой-то там по счету пустой бокал на столик. – Если я не ошибаюсь, игра Добровольского в прошлом сезоне его не сильно впечатлила. Как вы тогда сказали? Вроде бы «наигранно».

Он стал озираться по сторонам и увидел министра культуры, направляющегося к сцене.

– Ба! Не может быть! Товарищ Стрельников готовится выступить с речью. Проснулся, твою мать… – пробормотал Громов с презрением, отчего мы втроем неуютно поежились. Впрочем, он быстро совладал с собой и скрылся под прежней плутоватой маской. – Не хотелось бы опоздать, да, Нина Борисовна? Ну а ежели мы задержимся, ваш супруг перескажет нам то, что мы пропустили. Не так ли, Сергей Яковлевич?

– Непременно, – отозвался Сережа, а затем взглянул на меня как ни в чем не бывало. – Дорогая, постарайся излагать свои восторги кратко. Я буду ждать вас с Михаилом Абрамовичем здесь же. Поторопитесь.

Муж поцеловал меня в щеку и подтолкнул навстречу Громову. Воспользовавшись моментом, Орлова улизнула.

Мы с министром стали просачиваться сквозь толпу. Сраженная малодушием мужа наповал, я смотрела на проплывавших мимо людей в упор, однако никто из них не смотрел на меня – или все дружно отводили глаза. Антонина и та голову повернуть не удосужилась, продолжая щебетать с Лепешинской. В потоке мелькнуло серьезное лицо Берии; пожав друг другу руки – довольно натужно, как мне почудилось, – они с Громовым молча разошлись в разные стороны.

Спустя несколько минут мы оказались в гримерной. Ну и мерзавец же этот Громов! Он безошибочно ориентировался в театре и точно знал, где уединиться с женщиной. Он был тут явно не впервой. Помещение с белыми стенами и зеркалами у туалетных столиков выглядело неопрятно из-за разбросанных повсюду одежды, обуви, лент и косметики, зато оно было свободно и отдалено от банкета, а Громову, в сущности, большего и не требовалось.

Он закрыл за нами дверь. Взглянув на отражение в зеркале, я поникла: образ хорошего Громова, который Сережа старательно прививал мне, по щелчку пальцев испарился. На место примерного семьянина, любимца публики, спортсмена и покровителя деятелей искусства вернулся поддатый, бесцеремонный, грубый мужлан. Пошатываясь и сложив руки в карманы брюк, он двинулся ко мне.

– Михаил Абрамович, – принялась я уговаривать его, – я вынуждена напомнить вам, что я замужем и люблю своего супруга. Пожалуйста, не толкайте верную жену на измену. Это убьет меня, это разрушит мою семью, важнее которой для меня нет ничего на белом свете. Будьте милосердны, прошу вас. Отпустите меня в зал. Я никогда в жизни не заикнусь о том, что вы… что вы…

– Ты разве не одумалась? – оторопел он.

«Разве Сережа не договорился с ним?» – тоже оторопела я, инстинктивно сжав кулаки. Догадалась, что без боя мне отсюда не уйти.