– Вы же сами женаты!.. – выдала я, вертясь юлой. Мне действительно стало страшно из-за собственной беспомощности.

– Ну да, – со скукой буркнул он.

Бесполезная попытка. Штампы в паспортах его не пугали.

– Здесь много людей, нас могут застать вдвоем…

– Все нажрались, никому до нас нет дела, – раздражался Громов. – Да что ж ты рвешься-то так! Угомонись!

Его не останавливало то, что я сжимаюсь, защищая бюст, что убираю его руки со своих ног, что без конца бормочу одно и то же: нет, нет, нет! Громов не добивался моего согласия, он шел напролом, и как только до меня дошла эта простая истина, внутри проснулся задремавший было зверь – тигрица, способная сражаться до самого конца.

– Нет! – рявкнула я, смыв жалобную маску с лица. – Я не хочу!

– Блядь, да что ж ты такая несговорчивая! – вскипел не на шутку Громов и заломил мне руки за спину. – Хватит! Меня ждут. Давай живее.

– Мне больно! – завизжала я, пусть мне и не было больно.

– Сама виновата! – был ответ. – Буду я еще тебя уговаривать! Волочиться за тобой! Взрослая же девочка… Раздевайся!

Юбка задралась к бедрам, обнажив кружевное белье. Где-то затрещали швы. Как резко Громов вспылил, так же резко он и смягчился, увидев мою наготу, и снова стал прижиматься, тереться, сглатывать слюну.

– Покажи-ка мне себя… – приговаривал он, облизываясь.

Гладил ласково, неожиданно ласково после столь грубого тона. В его руках будто бы включился режим, рассчитанный как раз для строптивых незнакомок, которые трепещут от страха, хлопают ресницами и нуждаются в нежных прикосновениях, чтобы расслабиться. Под воздействием этого чудодейственного режима я обмякла и откинула голову, подставляя шею. Послушно приоткрыла рот, когда он меня поцеловал. Позволила стянуть с себя вязаную кофту, расстегнуть пуговицы на платье, освободить грудь от бюстгальтера.

Встретились два взгляда – его самодовольный и мой томный.

– Вот так бы сразу, – промурлыкал Громов. – Умница.

Он усадил меня на комод. Я широко расставила длинные ноги, уперев туфли в ручки ящиков. Громов расстегнул молнию на брюках и попросил меня приспустить трусики. Я потянулась к животу, коснулась кружева, медленно потянула вбок. Он пристроился, не видя ничего, кроме распахнутых бедер перед собой, и тогда я, приготовившись, набрала в грудь воздуха и отбросила его от себя.

Слишком мощный удар. Громов удивленно охнул, качнулся и схватился за подлокотник дивана, чтобы не упасть. Перенервничала, перестаралась, надо было полегче…

– Дура! Ты что, рехнулась? – взревел он не своим голосом, побагровев от ярости.

Он восстановил равновесие не без труда – все-таки он прилично выпил и шатался на ровном месте. Воспользовавшись заминкой, я спрыгнула с комода и вернула бюстгальтер на место. Громов присел на диван, чтобы справиться с головокружением.

– Еще ни одна баба мне не отказывала, – процедил сквозь зубы хозяин дачи, потирая виски. – Что ты о себе возомнила?

Сердце делало одно сальто за другим. «Думай, Нина, думай, – давила я на себя. – Ищи способ, как не испортить с ним отношения, сгладь напряжение, заключи мировую».

– М-михаил Абрамович, послушайте меня, п-пожалуйста, – сказала я, заикаясь. – Я х-хочу вернуться к супругу. Я замужем.

Громов с остервенением шлепнул себя по колену.

– И? – вопрошал он. – Я бы уже заканчивал! Чего ты комедию устроила!

«Беги!» – хором подсказали все внутренние голоса. Я ринулась к двери, но Громов пока не совсем расклеился от выпивки, он перехватил меня. На сей раз его хватка была железной, агрессивной, оставляющей отметины. Этот человек определенно решил завершить начатое. Перестав контролировать свои действия, я внезапно для самой себя укусила его в предплечье.