Мы обнялись.

– Слушай, а в чем суть твоей теории?

– Ну-у, долго объяснять. Ну, там, если раньше считалось, что изменения видов, переход в другие состояния, развитие особей и всякие генетические модификации происходят медленно, за тысячи и миллионы лет и постепенно, под воздействием окружающей среды, то я доказываю, что все изменения происходят молниеносно и постоянно. Ежесекундно, на хер. То есть за жизнь человек генетически меняется миллиарды раз как в сторону развития, так и деградации. В основном, естественно, деградации. И под воздействием чего угодно. Хоть прогноза погоды, хоть первомайской демонстрации трудящихся, от кино и телевидения до газет и инструкции по пользованию сливным бачком унитаза. От пробежавшей мимо тебя крысы, в конце концов! Но это воздействие на генном уровне происходит в большей или меньшей степени. Вот ты задумывался, почему хозяева со временем так становятся похожими на своих собак? Это же чисто физиологические изменения организма: скулы, выражение глаз, походка. Все от того, что они много лет прожили вместе. И эти самые собаки таким образом воздействовали на геном человека – Ага, – тупо соображал я, – а у Ксюши Собчак такое лошадиное лицо, потому что в детстве ее папа часто водил в зоопарк кататься на пони, что ли?

– Коллега, да я тебя поцелую, как же ты быстро допер! Для этого даже есть научное название – «иппогенез». «Иппо» на латыни значит «лошадь». «Генез» – это и так понятно. Мы обязательно сработаемся! Только вот у меня для научного обобщения моей грандиозной теории ощущается явная нехватка подопытных образцов, так сказать, для широты охваты, чтоб избежать отрицательной погрешности.

– Да у меня кандидатов для исследования как грязи! Особенно кандидаток. Вон одна, светленькая, видишь, жопой как опахалом подмахивает, так ради святой науки я готов ее хоть током шандарахнуть, хоть как жабу препарировать! Самому интересно.

– А всю теорию, Вольдемар, я тебе потом как-нибудь изложу, я ее еще сам до конца не понимаю, но ее научная мощь прямо-таки брыжжет, брыжжет… слушай, а где здесь ватерклозет?

Больше в этот день я этого выдающегося ученого и моего нового друга не видел.

Под самую концовку вечера я все же наступил на вымя своих возвышенных идей о великом искусстве пития и под впечатлением встречи, прямо скажем, с великим деятелем биологических наук все-таки насосался шведской водки из тела Кулика. Хотя в меня уже категорически ничего не лезло. Ачто делать!

Опьяненный розовато-фиолетовым вечерним воздухом и «Абсолютом», я брел черт-те куда. И подумал: делом надо заниматься, господа, делом. Вот помогу ученому Владику осуществить грандиозный переворот в мировой науке и вообще в человеческом миросозерцании, и мною будут гордиться потомки! Да что потомки! Все прогрессивное человечество! А этот Кулик, художник, блин, вместо того чтобы всякую ерунду городить, занялся бы чем-нибудь полезным. Допустим, шил бы чехлы для унитазов. Или, к примеру, мастерил бы портмоне для бильярдных шаров. Ей-богу, больше толку будет. А с этим Владиком надо еще обязательно повстречаться. Какой человечище! Просто глыба! Да и телефон, по-моему, его записал…

– Володя, Володя, – раздался изначально звонкий, но сейчас явно переходящий во вкрадчивый сип женский голос.

Я остановился, как неожиданно подбитый бронетранспортер, не в силах повернуться на триста шестьдесят градусов. Это была, естественно, Эльвира Эзопова.

– Как это благородно с твоей стороны, что дождался, чтобы проводить меня домой.

– Ну…

– Сейчас мы поймаем такси и поедем. Тут недалеко…

– Ну…