15. Глава 14

- Осторожнее! Можешь не так круто входить в повороты? - корчится от боли Алина. Дышит так прерывисто, как будто уже рожает.

- Не думаю, что стоит так орать на водителя. Чудо, что он вообще поехал в такую даль среди ночи. - Странно, что я сама, так же как этот несчастный, заморенный духотой парень за рулём, согласилась сопровождать эту капризную дуру.

- Я не должна его потерять. Не должна! - повторяет уже раз в сотый. Ревёт, бормочет всю дорогу, вздрагивает от каждой кочки.

- Может всё-таки нужно было сказать Паше?

- Нет! Только попробуй! Ничего ему не говори! - взвизгивает и стреляет в меня на миг избавившимся от боли, колющим взглядом.

- Может, тогда просвятишь, почему нельзя?

- А что тут непонятного? Я сама хочу рассказать ему эту новость. Паша так ждал наследника... Мечтал о ребёночке. Нетерпится увидеть его лицо, когда он узнает.

Алина снова хватается за низ живота, а я еле сдерживаю себя, чтобы не схватиться за сердце, которое начинает непереносимо ныть он картины, вырисовывающейся перед мысленным взором.

Понятно. Понятно. Всё ясно. - Гудит в моей голове заторможенная, какая-то дохлая реакция.

*  *  *

- Вы сестра мадам Файзуллиной? - слишком бодрый для такого времени суток голос врача-европейца чуть не вышибает телефон из моих рук. Зато сбивает с облачка котёнка, который уже минут двадцать отвлекает меня от мертвецки тяжких мыслей своими прыжками по электронным облачкам.

- Н- нет. Я подруга, - ещё и сестрой окрестила. Вот же хитрая, дрянь!

- У девушки есть здесь родственники? - спрашивает почти на чистом русском, засовывает шариковую ручку под зажим папки и прижимает её одним концом к своему животу. Хмурится. Явно не доволен результатами осмотра.

- А-а... Я могу дать телефон отца её ребёнка. А что с ней? Насколько всё плохо?

- У мадам серьёзные повреждения копчика. И угроза выкидыша. - Выдыхает, раздувая щёки. - Шестая неделя, как показало УЗИ. Самый опасный период. Сами, наверное, понимаете.

- Ко-нечно... 

- Не желаете навестить подругу? - кивает мне в сторону двери с матовыми, голубыми стёклами. - Мы дали ей успокоительные. Но у вас есть минут пять, пока она не уснёт.

- Нет. - Я, мягко говоря, в оцепенении. Хочется кричать от боли. Ревность отодвигает все остальные чувства на задний план. Отправляет их за кулисы, как отыгравших свою роль актёров. - Хочу, доктор! Я хочу её увидеть, конечно.

Странно, что в коридоре абсолютно не пахнет больницей. Здесь, в небольшой палате Алины воздух пропитан едкими парами лекарств и медицинского спирта. Девчонка отвернулась к окну и продолжает тихо всхлипывать.

- Что? Пришла поиздеваться? Наверное, уже молишься, чтобы я потеряла малыша! - брызгает словами, как кислотой.

- Нет. Пришла с просьбой. - Закусываю губу, чтобы не разреветься. Не нахожу места рукам и просто обхватываю себя ими, как будто это руки кого-то родного, близкого. Того, кто может унять мою боль. - Доктор сейчас звонит Павлу. Отправь мне сообщение, когда от уедет обратно домой. Не хочу пересекаться.

- В смысле "пересекаться"? - Алина приподнимается на руках, не обращая внимания на капельницу в вене.

Не доходит. Придётся разжёвавать и тем самым ещё больше вгонять себя в состояние униженной и обречённой. Побеждённой этой мерзкой девчонкой.

- Я уезжаю, Алин. И прошу тебя отвлечь Павла так, чтобы он не то, чтобы не стал меня искать, а чтобы забыл, что я существую. Сделаешь?

Задний двор больничного комплекса выглядит не так уютно, как основной, парадный подъезд. Здесь всё тусклее, старее и менее ухоженно. Думаю, эти ворота открывают только в тех случаях, когда вывозят тела, лишившиеся в этом здании душ. Трупы.