Павел сдёргивает бретели с моих плечей и нежно обхватывает грудь. Проводит большими пальцами по соскам. До безумия нежно... Касается так, как будто выучил наизусть некую инструкцию по моему телу.

- Шикарная девочка... Красивая... - обдаёт левый сосок горячим, возбуждённым дыханием и накрывает губами. Втягивает заострившуюся горошинку в рот. Посасывает, быстро крутит по ней твёрдым языком и прикусывает.

И снова мой зазывный стон. Бестыжий, как у "актрис" на порно-сайтах, но удержать его нереально. Оттягиваю край Пашкиной футболки и пробираюсь трясущимися от возбуждения и остатков шока руками к груди. Сжимаю напряжённые груды мышц. С ума сойти, какой он огромный и широкий. Между ног снова скользко и так хочется опять ощутить мужскую мощь Осадчего внутри себя... Прижимаюсь животом к бугру в его штанах и это движение вызывает у Павла тихий, звериный рык.

- Ты только моя, Ярослава! Только моя! - сдёргивает с себя футболку и прижимает мои ладошки к своей каменной груди.

Но всё возбуждение и дикая похоть моментально схлопываются от увиденного.

- Что это?

- Где? - продолжает стискивать попу, не придавая значения, накрывшему меня ступору.

- Татуировка! - веду пальчиком по немного кривоватой A (II)Rh+ и сердце на секунду даёт сбой и снова заводится, несясь теперь, как стадо перепуганных косулей. - Ты был в армии? - даже не пойму, есть звук или я шевелю губами, как немая. В ушах такой пронзительный звон, что в глазах темнеет.

- Был. А что в этом такого? Яся! Ясь! Яська!!! - слышу его, как будто из соседней комнаты. И постепенно Пашин голос превращается во властный, генеральский тон моего отчима, звучащий внутри набатом: 

"Или - или. Другого варианта нет, Ярослава! Выходишь замуж за Андрея или остаёшься со своим дворовым псом. Сколько ему говришь? Двадцать? Пора бы уже послужить на благо Родине! Да что ты так засуетилась? Отправим твоего Павла в горячую точку. Вернётся героем, если конечно вообще вернётся."

Мне кажется, что я перенеслась на девять лет назад, в цепкие лапы Гальперина старшего, которому так глупо попалась, целуясь с Пашкой за углом нашего дома. Его громогласный рык всё повторяется и повторяется в голове, как зависший фрагмент из жестокого фильма.

Отчим запросто может... Он же генерал-армии! А я... А Пашка... вынужден работать в своём СТО с утра до ночи, тянет на себе и младшую сестрёнку и оплату лечения тяжело больной мамы...

Не понимаю, мысли это или слова, знаю только одно - что меня подхватили руки очень сильного и такого родного мужчины и унесли в какую-то темноту...

7. Глава 6

ПАВЕЛ

Яся молчит уже час. Свернулась калачиком и тихо плачет. Стройное, миниатюрное тело посередине широкой кровати напоминает крохотную птичку со сломанными крыльями, которую сбили с курса. Птичку, которой запретили петь и летать.

- Не трогай меня! Всё вы уроды! - сбрасывает мои руки со своих плечей. Это первое, что она произнесла за всё то время, когда очнулась, кроме "Он меня обманул", уже натершего мозоль в моём сознании сотней повторов. 

Невероятно, как она любит своего ублюдка. Видимо, какая-то запоздалая реакция на вчерашние события.

А я? Еле удержался, чтобы не переломать его пополам! Сука! Растираю теперь ещё больше разламывающуюся руку. Неправильно сросшийся перелом частенько даёт о себе знать. Грёбаный "сувенир", подаренный на память Гальпериным старшим и его безмозглыми бойцами.

Бл*дь! Ненавижу вспоминать тот вечер... Я рассчитывал на согласие Ярославы и самую сказочную и запоминающуюся ночь в жизни. Нашу первую ночь... А получил отказ в виде открытого перелома и отбитых почек от её отчима. Но самое обидное и болезненное - не эти увечья, а Яськин взгляд из окна на меня, распинающегося перед Гальпериным старшим и убеждающего сукина сына в своей любви к его падчерице и серьёзных намерениях. Разве важна боль физического тела, когда твою душу режет ставший за одну ночь холодным и чужим взгляд?