Когда мы вернулись в отель, Катрин разложила подарки на столе и до поздней ночи выводила перьевой ручкой адреса на конвертах и бланках, которые она позаимствовала у администрации отеля. Я же уселся на балконе и смотрел на темнеющее с каждой минутой небо, думая о том, как мне завтра повидаться с Аней, зайти к ней в кафе хотя бы на обед. О том, чтобы взять туда Катрин, не могло идти и речи, но я должен, просто обязан был заглянуть к девушке и поговорить с ней. Я мучился этим вопросом очень долго, и лишь нагрянувший без предупреждения сон освободил меня от этой пытки.

Наутро случился новый скандал. Катрин вновь проснулась позже, чем следовало, а когда я предложил ей куда-нибудь сходить, она с видом смертельно больной отчитала меня за то, что я куда-то беспрестанно её гоняю. Я окончательно перестал понимать, что происходит с моей женой. Эти сумасшедшие перепады настроения вообще ничем нельзя было объяснить. Катрин кое-как дошла до ванной комнаты, но после душа настроение моей супруги испортилось ещё сильнее. Она вновь сослалась на плохое самочувствие и заявила, что желает остаться в отеле хотя бы до обеда, пока жаркое солнце, заглядывавшее к нам в номер с самого утра, не поумерит свою пылкость. Я хотел было заняться вопросом её здоровья, но подумал, что у всего есть свои пределы и если Катрин так хочется разыгрывать Мольера, то она имеет на это полное право, но только с совершенно пустым зрительным залом. Я заверил её, что загляну позже, а пока желаю оставить её в покое, и как можно скорее покинул отель, стараясь не попадаться никому на глаза. У этой перемены настроения была и светлая сторона – ведь теперь я мог зайти к Ане и поговорить с ней, как и хотел прошлым вечером. Я не стал дожидаться обеда и смело направился напрямик в кафе, даже не спустившись к морю освежиться после долгого сна.

В кафе Ани не оказалось, вместо неё за стойкой сидел пожилой мужчина, тоже с книгой в руках, но куда менее приветливый на вид. Он явно не знал, кто я такой, а потому без особого интереса воспринял мой визит. Расспрашивать его про Аню я побоялся и просто сел завтракать, надеясь, что девушка придёт и застанет меня здесь. Но этого не произошло, хоть я и растянул завтрак на неприлично долгое время. Сказать честно, еда не произвела на меня впечатления. То ли оттого, что я только и думал, что об Ане, то ли оттого, что сидеть в кафе одному, лишь с хмурым мужчиной за стойкой напротив, было как-то неуютно.

Когда я вышел на улицу, в голове моей кружилось несколько мыслей, пытавшихся побороть друг друга. Одна утверждала, что у девушки мог сегодня быть выходной, что не может же она работать каждый день и что теперь я точно найду её где-нибудь на променаде, прогуливающейся с подругами или в одиночку. Другая убеждала меня в том, что мои слова тогда, на площадке водонапорной башни, как-то задели Аню, а вчерашнее моё отсутствие в кафе убедило её в том, что я не жалею о сказанном. Были и другие – жалкие, бессвязные – мыслишки, которые тоже требовали от меня внимания, но я не желал думать о том, что с девушкой могло что-то случиться или что она куда-то уехала. В конце концов, что мне оставалось? Я решил, что моей единственной надеждой была самая первая, самая простая мысль, и побежал в сторону моря, несколько раз по пути влетев в случайных прохожих. Уже на променаде я был вынужден прекратить свои метания и принять спокойный, прогулочный вид, не мог же я позволить себе выглядеть как перепуганный школьник, только-только испытавший столь болезненное, но вместе с тем томительное прикосновение первой любви. Я делал шаг за шагом, с пятки на носок. На передке обуви появлялась и исчезала небольшая складка. Мне приходилось силой держать руки за спиной, чтобы их неспособность расслабиться не выдала моего волнения. Чёрт побери, клянусь, я думал, что сам себе выломаю руки. Вот вышла бы сцена!