– Боже, еще один артефакт. Участников той древней истории давно нет в живых, а следы их пребывания на земле множатся с невероятной скоростью. Да, прошлое меня не отпускает.
– Оно всегда добивается своего. Или жестоко наказывает. Тебе уже поздно отступать. Только вперед!
Через час мы подъехали к зданию аденского аэропорта. Я вышел из машины и открыл дверь с другой стороны. Вив протянула мне руку. Я опять почувствовал прохладу ее длинных пальцев.
У входа в аэропорт к нам навстречу кинулся мужчина, в котором я не сразу узнал Джерри. Он расцеловал Вив и уставился на меня. Его губы скривились, изображая улыбку.
– Что вы тут делаете, молодой человек?
– Кручу чалмы.
– Что? Ах, да! Я вас предупреждал, что вы этим закончите.
– Не я один. Скоро вся Европа будет крутить хвосты верблюдам.
– Не знаю, что вы имеете в виду, – Джерри пожал плечами. – Судьба сталкивает нас уже в третий раз. Надеюсь, следующего раза не будет.
Вив решила вмешаться:
– Мистер Лоренц помог мне разобраться в деле Анны Тремайн.
Фраза прозвучала как-то очень двусмысленно, и Джерри разозлился.
– Эта сучка действительно была немецким шпионом. Информация прямо из архивов Ми-6. Они недавно открылись. Я дам тебе дискету, сможешь прочитать, как она выкручивалась на допросах у партизан. Ничего интересного. Такая же шлюха, как и Мата Хари, только умнее.
Прощаясь с Вив, я повернулся к Джерри и поднял согнутую в локте руку: «Свободу Северной Ирландии». Он не удостоил меня даже взглядом. Посмотрев на Вив, я добавил: «Свободу Уэльсу!» Она махнула мне рукой, и они растворились в толпе пассажиров.
Я еще некоторое время смотрел им вслед, потом выругался и, сев в машину, лихо развернулся в сторону Адена.
Аден. 23 ноября 1993 года
Из дневника Эдда Лоренца
Город стоял на вулканическом пепелище в окружении фиолетово-черных скал из застывшей лавы, высотой в несколько сотен метров, с рваными, неровными краями.
Я долго ехал по зигзагам извилистого ущелья Мейн Пасс, воображая, что посещаю космическую колонию землян, так, как ее описывают фантасты.
Судя по схеме, нарисованной Капитаном, пансионат находился в историческом центре Адена – Кратере.
Кратер представлял собой скопище грязных, узких улиц с множеством магазинов, заваленных китайским ширпотребом. Мужчины ходили в белых рубахах, повязав голову платком, скрученным в виде тюрбана. Никаких пиджаков и джамбий. Женщины – всех цветов радуги. Высокие красавицы из Сомали торговали браслетами из расплющенных серебряных монет, пышногрудые индуски трясли спрессованными листьями папайи с изображениями Тадж-Махала. Было много девушек в джинсах и даже в мини-юбках – все, что осталось от бедуинского социализма.
Нужная мне улица сбегала вниз к гавани, огибая несколько кварталов старого города.
Бибиканье клаксонов и мелькание вытянутых из машин рук довели меня до полного отупения. Я инстинктивно свернул к домам в старом колониальном стиле. Здесь было поспокойней. Выбеленные фасады старинных кофеен, уличные музыканты, разноцветные рыночные палатки. Вокруг уличной колонки толпились мужчины. Они подставляли под струю воды сначала раскрытые рты, а потом головы.
Я оказался перед пансионатом почти случайно.
Это был трехэтажный дом, выстроенный вокруг двора-колодца, все комнаты соединялись между собой открытыми галереями.
Дверь под тусклой лампочкой была закрыта. Я постучал и стал ждать. Никто не открывал.
Наконец в окне первого этажа мелькнуло чье-то лицо, дверь отворилась, и на крыльце появился коренастый араб в джинсовом жилете. Он провел меня вовнутрь и прилежно записал в журнал мои данные, хотя за его спиной светился экран компьютера.