Вив с благодарностью посмотрела на Капитана.
– Мне надоело писать про войну, и вот я получила возможность написать про одну из тайн Древнего Египта.
– Эти язычники действительно опасны?
– Да, у них более двух тысяч последователей, а это целых четыре тысячи глаз. Вот откуда у старика «второй разум».
– Кому они поклоняются?
– Это культ Амма. Был такой бог, но о-очень давно, – Капитан произнес слово «очень» на распев, дав нам понять, что речь идет о дремучей древности. – Амм не исчез вместе с государством Катабан и сохранился до нашего времени. Но не все так просто. Мистерия у египетского иероглифа посвящена не Амму, а Балкис и воскрешению мертвых. Балкис, она же царица Савская, здесь выступает в роли египетской Исет. Вы что-нибудь знаете об этих порочных женщинах?
– Знаю, – я долго подбирал слова, но сказал просто: – А что, если царицей Савской стала Таисмет?
Капитан пожал плечами, а я подумал: «Может, моей принцессе все же удалось выжить.
– Я вот что думаю, – задумчиво протянул Капитан. – Египтяне высадились именно здесь и обозначили место высадки первым иероглифом имени Таисмет. Иероглиф находится в картуше, в овале. Это означает, что Таисмет претендовала на трон Египта. Вернее, считала себя фараоншей де-юре. Или де-факто. Но тогда это царица Египта, о которой истории ничего не известно. Археолог, о котором я говорил, считал, что остальные иероглифы имени Таисмет разбросаны по пути следования египтян. У каждого человека после смерти остается его собственное имя, которое можно найти хотя бы на надгробном камне. Древние египтяне считали, что высечение имени равноценно обретению личного бессмертия. То, что названо, может быть записано. То, что написано, должно быть запомнено. То, что запомнено – живет. Уничтожение имени… это некое подобие аннигиляции. Пока существует мумия и имя, человек может вернуться из загробного мира. Мумия необязательна. Главное – имя. Поэтому имя Таисмет выбито так сложно. Ей грозила опасность. Она могла потерять не только жизнь, но и свое имя. Кто-то позаботился о том, чтобы ее имя осталось в веках.
Капитан пристально посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд и пошел в атаку:
– Что вы скажете на это? – я протянул капитану через стол фотографию скульптуры египетской царицы.
Капитан надел очки и принялся внимательно ее разглядывать. Никакого волнения на его лице я не заметил.
– Ты хочешь сказать, что это и есть Таисмет.
– Да, – простодушно подтвердил я. – Так написано на постаменте.
– А этот букет из засохших стеблей иерихонской розы был одно время у меня, – Капитан положил фотографию на стол и удовлетворенно хрюкнул: – Я его подарил.
– Кому?
– Какое тебе дело?
– Крест «анх» сейчас у меня. А скульптуру украли. Я хочу ее вернуть.
Возникла неловкая пауза. Капитан задумался, внезапно его лицо стало красным, и он буквально прорычал:
– Судя по вашему тону, вы считаете, что это я украл скульптуру.
– Я ничего не считаю. При похищении скульптуры погиб мой друг.
Капитан сжал кулаки.
– Ты нарушил все правила восточного гостеприимства, обвинив хозяина в краже, в его же доме, – он ударил кулаком по столу. Его руки с тыльной стороны были усеяны старческими пятнами и, тем не менее, внушали уважение.
Вив изучающе смотрела то на Капитана, то на меня.
Капитан не унимался.
– Наверно, и оружие захватил?
– Да, пистолет, – я повел плечами, чтобы придать себе более мужественный вид. – Он у меня в номере. Насколько я знаю, в Йемене нет ограничений на ношение оружия.
Капитан начал гоготать как лошадь, запрокинув голову. В этой позе, со стаканом виски в руке, он походил на какого-то мифического шотландского героя.