Капитан промолчал, но я не обиделся и стал расспрашивать его дальше.
– А Пунт и Офир, вы видели?
– Конечно. И египетские корабли. Они стояли напротив скалы, похожей на Сфинкса, в нескольких километрах отсюда. Эти места сохранили память о египетской царице Таисмет, которая умудрилась сжечь катабанийский храм. Вон за тем хребтом, – Капитан махнул рукой в противоположную от океана сторону. – Непонятно, что на нее нашло. Я видел ее на коне, несущуюся в ночи с факелом в руках. Она что-то кричала. Но ветер с океана относил все звуки в сторону гор. Я слышал только свист ветра.
– Похоже на сон, – только и мог сказать я, судорожно соображая, откуда Капитан мог узнать имя египетской принцессы и все остальное.
– Сон? А если окажется, что Таисмет действительно сожгла здесь неподалеку катабанийский храм? Египтяне были здесь. Это я знаю точно. В конце тридцатых годов на местном черном рынке стали всплывать вещи, созданные в Египте в эпоху правления XXI династии. Я сам купил одну вещь, и у меня есть официальное заключение Каирского музея. Первая половина 10 века до нашей эры. А это как раз то время.
– Откуда вы знаете, что ту, с факелом, зовут Таисмет? – выдавил я. Мне было немного жаль, что моя тайна оказалась не тайной.
– Еще до войны я откопал здесь египетское захоронение, – сказал Капитан, причмокнув после выпитого виски. – Там похоронены египтяне, погибшие в схватках с катабанитами. Сохранились надписи на стене.
– А как египтяне здесь оказались?
– Приплыли из Эфиопии. Переправились через Баб-эль-Мандебский пролив, скорее всего, на финикийских кораблях, возвращавшихся из Офира. По Красному морю на юг плавали начиная с июня, когда дули попутные ветры с северо-запада, а на север – осенью при юго-восточных ветрах. Значит, египтяне высадились на этот берег ранней осенью в 972 году до нашей эры. Видите, какая точность.
– Откуда известен год?
– До войны здесь побывал один археолог. Он пробыл на маяке около месяца. Записался в книге гостей путешественником, хотя до войны никаких путешественников здесь и в помине не было, – Капитан надолго задумался. – Отсюда никуда нет дороги… Помню, он пытался здесь копать. И чего-то раскопал. Но египетское захоронение нашел я.
– А что вы думаете о египетском иероглифе на скале?
– Ты знаешь об этом иероглифе? – Капитан сильно удивился и на несколько минут замолк. – Интересно, – он с подозрением посмотрел на меня. – Я лазил на скалу, но чуть не сорвался и бросил это дело. Десять лет назад часть изображения осыпалась. Лабораторный анализ показал, что в осыпи кроме естественных окислов были частички перламутра, какое-то вещество, усиливающее отражающую способность камня, и краска сложного состава, похожая на мягкие зеленоватые сумерки, как вот это освещение в моей гостиной. Из чего сделана краска – определить не удалось. Здесь какая-то мистика. В краске присутствует смола, которая насмерть въедается в камень. Недавно я получил анализ патины и углеродный анализ смолы. Знак был высечен и заполнен краской в одно и то же время, в период между 980 и 930 годами до нашей эры.
Я слушал Капитана, открыв рот, хотя было трудно понять, что из сказанного им можно воспринимать всерьез, а что нет. Хотя чему тут удивляться, ведь меня предупредили, что здесь я получу интересующую меня информацию.
– Вчера мне позвонил Салах, – продолжал Капитан, – тот, который продал вам египетский кулон. Он предположил, что вы можете знать дату и место появления иероглифа. И как оказалось, был прав. Об иероглифе еще знают местные последователи древнего аравийского культа. Вообще-то вам очень повезло. Сектанты самозабвенно охраняют иероглиф. Это настоящие отшельники, живут они в пещерах, а их старейшина, как утверждают, обладает «вторым разумом». Они приходят к иероглифу только на третий день, когда он отражает свет заходящего солнца особенно ярко. Это сегодня. А позавчера мы были там с Вивиан.