«Все ясно, – подумал Макс. – Если я стану овощем, то любой суд признает меня недееспособным со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вот ведь старый козел этот Воронов».

– Верочка! Во-первых, перестань мне выкать, а во-вторых, ответь, какое они имеют право меня тут держать, в особенности после самоубийства полковника?

– Понимаете… ой, – она осеклась, – понимаешь, сегодня и завтра мы будем проверять твое состояние. Приборы покажут, что у тебя все признаки шизофрении, – под влиянием нейролептиков, которые тебе ввели утром и еще неоднократно введут внутривенно. Потом документы, включая заключение комиссии, и ходатайство направят в суд и прокуратуру, а тебя запрут здесь надолго.

– И ты вот так просто мне об этом говоришь? Ты же давала клятву Гиппократа!

– Вот именно поэтому и говорю! Тебе надо бежать отсюда, Максим. Бежать сегодня же, завтра будет уже поздно. Я расскажу, как лучше поступить, а потом ты сам по себе. Эх, если меня после этого уволят, я не представляю, как мне дальше жить… Ладно, сейчас я надену на тебя смирительную рубашку. Не волнуйся, я слабо затяну узлы, и ты без проблем ее снимешь. Иди сюда…

Ее зов был таким пленительным и сексуальным, что Макс, забыв, где находится, прижал Веру к себе и слился с ней в головокружительном поцелуе. Она не была против и не оттолкнула Макса, как поначалу ему показалось; наоборот – протянула свои руки к поясу, придерживающему больничные штаны, и стащила их резким рывком. «Ну и силища у тебя», – подумал Краснов и, подчиняясь животному инстинкту, снял с Веры сначала халат, а затем и нижнее белье.

– Зачем? Вот зачем ты это делаешь? – прошептала медсестра, придя в чувство и освобождаясь от объятий.

– Потому что ты мне помогаешь, и мне кажется, что я тебя люблю… – с этими словами он вновь жадно прижался к Вере своими горячими губами.

– Господи… – смутилась она. – Дай хоть дверь закрою, а то зайдет кто-нибудь…

Никто не зашел. Спустя какое-то время Макс уже спешно одевался. Каждый думал о своем: Вера о том, что не по-христиански отдалась женатому мужчине, а Макс – как бы скорее сбежать из этого ада. Что касалось любовного порыва, то он не испытывал ни малейшего угрызения совести, понимая, что после такого предательства со стороны Ольги жить с ней он уже не сможет. Затем медсестра быстро заговорила, натягивая на пациента смирительную рубашку.

– А теперь слушай меня и не перебивай! И уж тем более не вздумай отвлекаться на любовные утехи. Сейчас ты вернешься в палату, затем через полчаса, когда я уйду с обхода, посетишь туалет. В бачок унитаза я положила самодельный ключ-шестигранник, его мы недавно изъяли у одного буйного пациента. Ключом сможешь открыть окно в палате. Затем прыгай во внутренний двор – тут первый этаж, так что ноги не переломаешь. Только прошу, не попадись персоналу на глаза! Хотя через полчаса у нас начнется пересменка и во дворе никого не будет. Дальше, Максим, ты должен будешь добежать до второго корпуса – оранжевого кирпичного здания напротив нашего блока. Тебе надо войти в дверь с табличкой номер три А, и не дай бог тебе перепутать ее с обычной тройкой или три Б – тебя тут же схватят и вернут, там находятся комнаты отдыха и охраны. За дверью будут стоять два больших зеленых контейнера с мусором – выбирай любой и ложись на самое дно. Ровно в пять вечера их зацепит автокар и погрузит в мусоровоз, чтобы вывезти на свалку. Внутрь контейнеров на КПП никогда не заглядывают, хотя, по инструкции, должны. Как покинешь территорию больницы, прыгай из машины и беги в лес – даже если водитель тебя заметит, он точно не побежит следом. А потом, Максим, постарайся, чтобы наше руководство сполна ответило за твое незаконное содержание – обратись в полицию или еще куда-нибудь. Я бы могла помочь тебе и в этом, но боюсь за последствия, вспоминая инцидент с полковником-суицидником…