Но представляется, что сомнения у народа возникают не зря. Интуитивно люди чувствуют ограниченность предлагаемой им позиции. Потому что у нее есть две стороны. С первой, поверхностной стороны – действительно, человек, реагирующий на происходящее инстинктивно, стереотипно, а не разумно, осознанно, теряет значительную долю своей человечности. Подчиняющийся поведенческим шаблонам и правда напоминает машину. Или животное. Но чтобы соблюсти меру, необходимо помнить и о другой стороне – ведь если взглянуть на ситуацию, принимая во внимание сложность и глубину происходящих в мире процессов, становится ясно, что излишне рациональный человек теряет спонтанность, а вместе с ней и свободу – а именно эти качества отличают его от машины. Давайте посмотрим, почему.
Одна научная цитата: «Истолкования взаимоотношения Я и не-Я в терминах деятельностного универсума является слишком сильной идеализацией действительных взаимоотношений между ними (оно основывается прежде всего на рационалистическом понимании Я). Рациональное Я предполагает отсутствие у него большого объема неявного знания, существенно влияющего на принятие решений, а также бессознательного содержания сознания, как детерминанты многих его поступков и поведенческих актов. Деятельностная интерпретация отношения Я и не-Я предполагает возможность полного абстрагирования от биологической и экзистенциальной природы реального человека, полностью сводя Я к разумным, целесообразным, социальным характеристикам и детерминантам. При деятельностном подходе человек неминуемо редуцируется к рациональной и полностью социально детерминированной системе» [60;58].
Переводя научный язык на практический, сформулируем проблему так: излишняя рационализация это серьезное ограничение свободы и потенциальных возможностей. И вот почему.
Профессор МГУ С. А. Лебедев не случайно сказал, что слишком рациональный «человек неминуемо редуцируется к рациональной и полностью социально детерминированной системе». Действительно: если я всякий раз исхожу из того, что в данном случае будет целесообразно, т. е. действую сообразно цели, то теперь я могу выбирать только то, что меня к этой цели приближает, а что не приближает – не могу. Значит, все мои действия будут определяться, во-первых, теми обстоятельствами, в которых я оказался – ведь именно они характеризуют мое положение относительно цели, а во-вторых, принципами и правилами игры, которые здесь приняты – ведь именно их я использую для решения своих задач. И обстоятельства, и правила есть плод внешнего мира. Таким образом, моя активность становится реакцией на мир, а моя стратегия – производной от воздействия внешнего мира. Мир в данном случае – общество, другие люди, начинают определять мое поведение, и я превращаюсь в то самое полностью социально детерминированное существо. Я больше не творец себя, я отражение окружающего.
Прекрасный пример того, как такой человек утрачивает свободу, дал сам упомянутый выше Николай Козлов, отвечая на вопросы в одном из своих интервью. Когда ему предложили заняться одним Интернет-проектом, потому что это интересно, он ответил: «”Интересно” – это понятие из серии детства, душевно взрослые люди заняты обычно делами». Может это и правильно, но не слишком радует такая свобода «душевно взрослого» человека. Теперь он уже не может делать то, что интересно, то, что нравится – только то, что нужно. Но становясь рабом своих задач, не утрачивает ли человек своего высокого предназначения, не деградирует ли?
«В терминологии Аристотеля, помимо вещей «полезных и необходимых» человек – не раб – создает вещи «прекрасные и невыгодные», и эта способность возвыситься над непосредственными потребностями и материальными – экономическими, хозяйственными, прагматическими – интересами выделяет его из животного царства.