И он, этот рисунок, целый год или два лежал на земле, каждую субботу (а все остальные дни в пыльной коробке), пока его не купил пожилой русский турист, который, так уж случилось, специально для этого прилетел во Франкфурт в конце зимы. А теперь рисунок висит на стене, в прихожей, в квартире профессора в городе Ямки, в тепле и уюте. И думает, что с ним будет через четверть века.

Потому что картины, как попугаи.

Они переживают своих хозяев.

Профессор любил тишину. Любовь его была одинока. Я хотел было дальше написать что-то вроде: тишина не любила профессора. Но с тишиной я никогда не встречался, интервью у нее не брал. И писать о ее чувствах к профессору не имею морального права.

Профессор жил в таком месте, куда тишина не забредала, даже по ночам. Метрах в двухстах от его окон разбит городской парк. А там, в парке, в далеких восьмидесятых была танцевальная площадка. Музыка там гремела, как и положено, с вечера пятницы и до утра понедельника. И профессор, как только поселился в этом доме, выучил наизусть (и возненавидел) весь репертуар групп «Пламя» и «Модерн токинг». Но это еще не беда. У профессора тогда родилась дочка, которая отказывалась засыпать под музыку и первые пять лет своей жизни сама не спала по выходным и не позволяла спать родителям.

Но все проходит. Дочка «прислушалась» и стала засыпать, получив прививку массовой культуры. А с окончанием советской власти, как-то сразу, парк забросили, танцплощадку закрыли. Зато появились разные мелкие забегаловки, каждая с динамиком у двери. Что там неслось по ночам из динамиков, уже и не вспомнить. Но что-то на редкость безобразное.