– Что? Меня? – спрашивала я жестом.

– Да! Да! – кивал он, – Иди сюда.

Я подошла и истово стала повторять:

– Я не понимаю по-японски, я не понимаю по-японски.

Он всучил мне трубку и отошел.

– Hello! – сказала я тихо.

– Привет, – ответили мне по-русски.

– О, боже, кто это? – произнесла я ошарашенно.

Я так устала бояться. Носить в себе это напряжение, чувство ненужности, никчемности и второсортности. И эта русская речь в трубке действовала почти мистически. Как сказочный успокаивающий эликсир. Она внушала покой, дарила надежду, давала силы. Это было похоже на глоток свежего воздуха в этом чаде, в этом маленьком тесном чужом пьяном мире. Как свежий ветерок среди жары, такое нежное родное:

– Привет, Саш! Что молчишь?

Я совсем раскисла. Слезы лились ручьем. Говорить было трудно:

– Я не молчу.

– Это ваш промоутер Григорьев. Не узнала?

– Нет, но все равно спасибо.

– Да за что?

– За то, что позвонили, – говорила я, шмыгая.

– Так, вас нормально приняли? Что случилось?

– Да всё случилось. Я никакая не певица, а хостесс. Заикнулась насчет пения, сказали о каких-то шоутаймах и всё. Тишина.

– Хочешь работать в другом клубе, где нужно выступать на сцене?

– Теперь уже нет. Без Ольги вообще умру со страху. Но петь хочу.

– Хорошо, я сделаю несколько звонков. Вас никто не обижает?

– Нет, все в порядке.

– Ну, удачи вам, не унывайте. Первые дни всегда самые трудные. Учите язык. Потихоньку станет легче.

– Спасибо.

– Пока.

Металлическим звуком на балконе занудливо булькал голубь, обхаживая свою голубку. Лязгнула дверь грузовика. Заурчал грузоподъемник. Где-то далеко раздался женский смех. «Опять я проснулась в этом чужом мире, – подумала я с досадой, – Теперь даже не верится, что я испытывала такую эйфорию в первый день приезда в эту страну. Неужели это была я? Неужели можно было так восторгаться просто от вида вымытых тротуаров, автоматически открывающихся дверей и включающихся кранов?!».

В голове, как зажеванная плёнка, всё ещё звучали японские песни в караоке. Невыносимо трещала голова. Челюсть стучала. Всё тело противно мелко содрогалось, как от жуткого похмелья. Но накануне мы спиртного не пили. Я подползла к зеркалу на четвереньках. Под глазами были синие круги, губы были бескровные.

Поднялась Ольга:

– Ты чего?

– У меня мондраж.

– Надо ещё поспать. Мы всего четыре часа спали.

– Не могу. Пошли в интернет-кафе? Напишем домой письма.

– А как найдем? – Оля засмеялась, – Как вчера искали?

– Ага.

Навстречу нам шли детишки в школьной форме. Самая маленькая девочка, издалека завидев нас, вдруг с визгом побежала к нам навстречу и, схватив меня за руку и подпрыгивая, что-то стала мне говорить. Остальные дети подхватили идею самой смелой девочки и тоже помчались к нам. Они гладили наши руки, обмениваясь впечатлениями, рассматривали глаза и носы, обсуждали цвет волос и пытались подпрыгнуть и прикоснуться к ним. Дальше двигалась новая партия детей, которые уже ускоряли шаг. Мы с Ольгой, не сговариваясь, нерешительно стали пятиться и побежали прочь от непосредственной малышни, так, что едва не столкнулись с двумя велосипедистами. Мы бежали мимо разноцветных клумб, цветущих азалий, раскидистых лиственниц, и солнце слепило глаза, и бежать было весело. И забылось бремя новой работы.

Мы остановились у шумного игрового центра, увенчанного бесчисленными воздушными шарами. Напротив него протиралась огромная велосипедная стоянка, и мы недоумевали, как японцы не опасаются воровства. Большинство велосипедов были без замков. Мимо в густой толпе шла молодая женщина. Лицо ее показалось мне знакомым, и почти сразу я узнала в ней ту самую филиппинку, которая пыталась в клубе поддержать меня, когда ее старый надменный муж зло посмеивался надо мной. На этот раз рядом с ней шёл молодой приятный мужчина. Они с нежностью смотрели друг на друга. Он держал её руку и с любовью перебирал её пальчики. Мы с ней встретились взглядами, но она неожиданно смутилась и опустила глаза, но я улыбнулась ей. Тогда она подняла глаза. С улыбкой мы понимающе кивнули друг дружке и разминулись.