– И мы будем подавать им полотенца?! – обречённо произнесла я.

– Будем, – ответила Оля.

К нам подошел крошечный, очень чёрный мужчина с глазами на выкате и горбатым носом.

– Я – Момин, – сказал он по-русски.

Мы удивились.

– Вы знаете русский? – спросила я с едва сдерживаемой нежностью.

– Немносько, – ответил он, – я пят лэт работаль в России. Давно-о, – он махнул рукой, будто где-то за горами остались те пять лет.

– Нам вчера сказали, что вы из Пакистана. А вот, что по-русски говорите, нам, почему-то, не сказали.

– Я узе забиль русский. Я тут четире лет. Ви не понимаетэ система клюба. Я буду обиснят, спрашиваитэ всегда. Хоросо?

– Хорошо. Э-э… Я хотела спросить, – я тянула с вопросом, потому что боялась услышать то, что так меня пугало.

– Я ведь по контракту певица. Но это караоке-клуб. Как же я буду петь? Здесь не нужна певица.

Момин как-то нехотя улыбнулся. Почесав затылок, повернулся к администратору и спросил его о чём-то по-японски. Тот тоже замешкался с ответом. Потом сказал что-то со словом шоу-тайм. И Момин застенчиво проговорил:

– Когда будет шоу-тайм, надо пет. А потом пришёль гост, и сидет с гостем. Поняль?

Я молча кивнула.

– А как зовут администратора? Он всегда будет возить нас на работу? – спросила Оля.

– Да. Тут все его зват Куя, – ответил Момин и отошел.

Куя услышал, что говорят о нём, и улыбнулся нам.

– А он симпатичный, – сказала Ольга.

– Симпатичный?! Да ничего хорошего! – бросила я со злобой, будто он был повинен в том, что должность моя по контракту не совпадала с той, что оказалась в действительности.

Кую подозвал клиент. Он подошёл к столику с поклонами и вдруг с грохотом рухнул на колено перед гостем, сгребая со столика его деньги.

– Да что же они так из кожи лезут, не знают, как выслужиться?! – недоумевала Ольга.

Мы тогда не знали, что в японской традиции непочтительно находиться выше сидящего. Поэтому стоящий присаживается на колено, чтобы быть с сидящим одного роста. Почти всё, что было непонятным и незнакомым для нас, автоматически оценивалось как плохое только потому, что было нам чуждо.

Странными переливистыми голосами японцы с упоением пели свои песни. У большинства из поющих были очень красивые голоса. Культура пения была непривычной для нас. Но голоса чудесные. И безупречный слух был у большинства. Сложно было поверить, что так поют обыватели. Но сами песни, такие непохожие на европейские, не трогали нас. Когда мы замирали в ожидании музыкального всплеска, припева или кульминации, мелодия, как тихая волна, откатывалась назад и снова спокойно плескалась где-то возле тональности.

Всё было удивительным для нас. И походка этих мужчин, плавающая и семенящая, скорее, похожая на женскую, чем на мужскую. И их гротескная мимика. И неожиданно вырывающийся рык откуда-то из самых недр груди, если вдруг что-то поражало этих мужчин или вызывало восторг. И их удивительная мелодичная речь без ударений в словах. Мы цепенели, глядя на них. Пребывали в прострации. Даже филиппинки, при всех их отличиях от нас, не так завораживали. Японцы казались нам еще более другими.

В какой-то момент я вдруг опомнилась, перевела взгляд на Ольгу и увидела, что она наблюдает за ними с открытым ртом и вытаращенными пустыми глазами. И тут же поняла, что всё это время мы обе наблюдали за японцами с этими глупыми лицами.

– Оля, закрой рот! – сказала я.

Ольга вышла из ступора и закрыла рот.

– Внешне люди. Две руки, две ноги, а как будто инопланетяне. Да? – произнесла она изумленно.

– Ага-а, – ответила я.

Возле нас села заплаканная женщина. У нее было чудесное парчовое платье до пят, подчеркивающее её прекрасную фигуру. Тонкая талия притягивала взгляд. Движения были мягкими, утонченными. Все это не совсем клеилось с ее заплаканным не очень молодым и не очень симпатичным лицом. Женщина вертела в руках телефон. Он был поломан. К ней подошла другая филиппинка, присела возле нее, стала расспрашивать. Женщина заговорила невероятно высоким, как будто компьютерным, голосом. Она еще была взволнована и много жестикулировала, поэтому несложно было догадаться, что какой-то человек ударил ее по лицу, сломал её мобильник и толкнул с такой силой, что она упала. Мы с Ольгой, замерев, в ужасе смотрели друг на дружку.