— Ты когда-нибудь гулял по весеннему льду? — неожиданно спросил убийца, испытующе на меня взглянув.

— Когда солнце уже припекает, но лед на озере все еще лежит и от неосторожного движения готов в любую секунду провалиться прямо у тебя под ногами?

— Именно.

Я ухмыльнулся.

— Обожаю это ощущение. Но при этом я всегда знаю коэффициент запаса прочности льда и останавливаюсь лишь там, где заведомо безопасно.

Насм оскалился.

— То есть шкурой своей ты, несмотря ни на что, все-таки дорожишь...

— Как и ты своей, — спокойно ответил я, посмотрев ему прямо в глаза.

Он снова прищурился, но отрицать очевидное не стал: если бы я был неправ, он бы не воспользовался эликсиром и благополучно сдох на мусорной куче в Тисре, так и не закончив дело, ради которого нанимался. Он это знал, я это знал... но с некоторыми вещами, к сожалению, приходится мириться.

— Хочешь меня убить? — улыбнулся я, заметив, как в глазах стоящего напротив убийцы что-то неуловимо изменилось.

Он равнодушно пожал плечами.

— Была такая мысль.

Внезапно в дальнем верхнем углу, почти под самым потолком, раздраженно зашипела Зубища. Мявка тоже вздыбила шерсть на загривке. Одновременно с этим из коридора послышался цокот когтей, и на пороге, едва-едва поместившись в проеме, возникли три лохматых пса. Породистых, крепких, с мощным костяком и крепкими лапами... остановившись в дверях, они показали чужаку клыки, но затем убедились, что тот не пытается причинить мне вред, и вопросительно уставились на меня.

Дескать, жрать его или сейчас поздновато для сытного ужина?

Я хмыкнул.

— Что же тебя останавливает?

— Да в общем-то... ничего, — опустил руки насм, внешне ничем не показав, что заметил собак. — Кроме того, что я пришел сюда не за этим.

— Хм, — по-настоящему удивился я, краем глаза отметив, что следом за кобелями в холл просочились еще две кошки: серая и черная, которые тут же поспешно юркнули на кухню и затаились за дверью. — Зачем же ты тогда явился?

— Хочу предложить тебе найм.

— Что?! — чуть не поперхнулся я, решив, что ослышался.

— Я предлагаю тебе себя нанять, — ровно повторил убийца, подчеркнуто медленно убирая руки под плащ и так же медленно закутываясь в него, как летучая мышь — в крылья.

И вот тогда я удивился по-настоящему.

Это был неслыханный жест доверия — в таком положении насм становился чуточку менее подвижным и гибким, а следовательно, уязвимым. При этом он показывал готовность к сотрудничеству. Предлагал себя в качестве рабочей силы весьма специфической направленности. Так что с этого момента каждое, согласно их дурацкому кодексу, сказанное мое слово могло быть расценено как вызов, согласие или же оскорбление.

Но, что самое важное, просто так он бы тут не объявился. Насмешники приходили к нанимателям лишь в исключительных случаях. Накануне какого-нибудь серьезного и, как правило, скверного события. Просто возникали из ниоткуда и изъявляли желание сотрудничать, требуя за полученное «удовольствие» сравнительно небольшую плату. Но при этом вместе с ними рука об руку всегда шла смерть. Рядом с ними всегда была кровь, боль, предательство, заговоры...

Это что же получается, нам грозят неприятности? Причем мне о них еще ничего не известно, а проклятые насмы откуда-то в курсе?!

Несколько растерявшись, я знаком заставил гневно сопящую Зубищу умолкнуть. Затем подумал и жестом отослал собак. А когда кобели, окинув неподвижного чужака подозрительными взглядами, неохотно попятились, шагнул к креслу и взял раздувшуюся от недовольства Мявку на руки.

— Цыц, — строго велел заворчавшей кошке, которой не понравилось, что ее сгоняют с насиженного места. — В разговор не лезть. Меня не отвлекать. За гостем следить, но охоту пока не устраивать.