«… Она сейчас понимает, что всего два месяца как…»

– Все брюнетки в очках как-то похожи. Но в её случае повезло хозяину квартиры. У него, правда, заняло очень много времени это понять.

Почувствовав лёгкий сарказм в его голосе, она сменила тему. – Мне подруга из Ашдода всё время говорит, что у меня неправильное представление, что замужем женщины лучше сохраняются. Это если муж хороший. А это редкость. Я вообще заметила, что в паре лучше выглядит тот, кто меньше отдает. А женщина, как правило, всегда отдает больше. Плюс психологический прессинг вынужденного замалчивания, – она поставив фотографию на место. – Но у кого-то бывает и по-другому. К сожалению многие женщины не ценят этого.

Хочешь спать? Я ещё посижу немного у окна…

Чарующая красота Нью-Йорка открывалась перед ней с высоты приютившей их квартиры. Центр Манхэттена, вопреки устоявшимся стереотипам, не выглядел как страшное каменное чудовище. Наоборот, какое-то приятное расслабляющее чувство заползало в её голову мягким эйфорическим кайфом. Огромные бетонные глыбы не пугали, не отталкивали. Каждое окошко в них светило тёплым таинственным светом, давая намёк на обычную жизнь за этими стеклами. Свет отражался в зеркальных окнах зданий напротив, удваивая сказочную панораму. Чтобы усилить картину, она потушила свет в комнате. Повернувшись вполоборота к окну, стала молча впитывать в себя десертный этюд утомительного дня.

Его глаза созерцали бесценный силуэт на фоне феерии ночного царства. Он старался не выпустить эти контуры из сознания до последнего и не почувствовал момента, когда они, медленно пробивая пелену времени, унесли его в Вильнюс…

Она не сразу поняла, что он не один в кинозале сновидений. Он прерывал дыхание, потом начинал дышать учащённо, явно ведя борьбу с чем-то. Неясный крик пытался прорваться через видение его грёз. Он затихал на какое-то время, но гипноз нестерпимой летаргии снова забирал его к себе.

– Гарри, Гарри, проснись!!! – она трусила его в испуге за плечо.

– Гарик, титорер[4], ты кричишь во сне, проснись…

Он выплыл из своего кошмара не совсем понимая, где он.

– Гарик, ты кричал во сне, – она гладила его по голове, – ты кричал… что тебе приснилось?

Меньше всего ему сейчас хотелось делиться с ней кинопрокатом своей отключки. Он прятал глаза, явно не желая запускать её на эту полку своей памяти. Приподнявшись на локте и переместив голову к её коленям, он восстанавливал дыхание:

– Элина, давай спать. Я постараюсь не мешать тебе.

– Оронов, скажи, тебе станет легче, я знаю! Что тебе снилось?

…«Может, теперь, когда я с ней, мне лучше вылить эту воду из ведра моей истерзанной души?»

Он поцеловал её в чашечки обоих коленок и нехотя через силу начал своё признание:

– Элина… мне часто снится этот сон. Три месяца спустя после того как ты дала мне отставку, ты приходишь в мою вильнюсскую квартиру, как будто отдать какие-то деньги. Тебя привозит ко мне какой-то пижон на жигулях…

– Какой пижон, какие деньги, на каких жигулях?

– Не знаю, это же сон. Но мне он не нравится. И тебе он не нравится…

– Кто не нравится?

– Пижон на жигулях.

– Почему ты решил, что мне он не нравится?

– Не знаю, это сон… но я вижу это по твоим глазам.

– И дальше что в твоём сне?

– Ну, ты отдаёшь мне какие-то деньги, которые якобы ты была мне должна, потом начинаешь рассказывать про какие-то уроки вождения машины. Ты говоришь мне, что ты такая дура и у тебя ничего не получается.

– С кем? С пижоном?

– Нее, нет… не знаю, Элина, это же сон, там не всё чётко…

– Ну а дальше?

– Дальше я отдаю тебе твой портрет, мой подарок ко дню рождения, завёрнутый в мешковину. Говорю, что сейчас не открывай, потом посмотришь.