В конце второго тысячелетия до нашей эры в мире происходило много интересного. В Египте царствовал фараон Рамзес II. Правитель хеттов Муваталли II нанес египтянам поражение в битве при Кадеше – однако, это не помешало Рамзесу объявить о своей великой победе. Ассирийский царь Нинурта захватил Вавилон, а потом вторгся в Элам. В Китае в это время благоденствовало первое из известных здесь государств – Шан. Уже случилось легендарное извержение вулкана на острове Тир, погубившее Минойскую цивилизацию. Скоро должна была начаться воспетая Гомером Троянская война. Средиземноморский регион и Ближний Восток находились на пороге так называемой катастрофы бронзового века.

Но все эти египетские пирамиды, месопотамские зиккураты и кносские дворцы были изучены, можно сказать, вылизаны археологами вдоль и поперек. А вот про битву при Толлензе, как и о ее участниках, причинах и результатах, не было известно решительно ничего. Мелкая немецкая речушка долго прятались в глубине веков от пытливого взора ученых и совершенно не собирались оттуда выходить. Так бы всё это и осталось при традиционных методах исследований, но когда широкое внедрение получил инструментарий исторического эксперимента, появился уникальный шанс.

Проблема была в затратности такого рода проектов. Наука-наукой, а фонды не резиновые, потому одновременно в разработке находилось не более пяти крупных проектов в год. Очередь стояла – на несколько лет вперед. Решение принималось ученым советом Института, и каждый раз, готовя обоснование, приходилось из кожи вон лезть, пытаясь доказать, что прояснение путей миграций скифов куда важнее для науки, чем подсунутый европейским отделением проект по изучению этрусков. При выборе тематик исследований важную роль играли разные факторы, вплоть до аргументов типа «но желательно в июле и желательно в Крыму». Поэтому, представляя ученому совету свой макет-проект по изучению битвы на реке Толлензе, Андрей Сергеевич не испытывал особых иллюзий относительно его перспектив. Советом обсуждались куда более интересные, на взгляд обывателя, проекты типа наблюдения за уже упомянутой катастрофой Минойской цивилизации или прояснения обстоятельств призвания на Русь варягов. Но ученый совет, а как потом узнал Андрей Сергеевич – и само Министерство, и его кураторы со Старой площади – приняли другое, можно сказать, политическое решение: включить проект «Толлензе» в план работы Института на очередной год.

Так Андрей Сергеевич Ковальчук попал в ближний круг кнеза рарогов Бодрича под видом ковача, то есть плавильщика бронзы, звался он теперь Мечеслав, и работа его уже начала приносить вполне пристойные на вкус и цвет научные плоды.

* * *

Наутро погода испортилась. От былого праздника не осталось и следа. Ветер гнал по небу серые тучи, накрапывал дождь. Люди убирали остатки пиршества, тушили кострища, прикапывали ямины, но никто не расходился. Общий сбор назначен был на полдень, на том же лугу, где еще совсем недавно гриди состязались в воинском мастерстве. Но всё так же гордо возвышался шест с щитом, на котором из бычьей кожи пошит был рарог – знак кнеза Бодрича. Воскурили жрецы Сварожичу трав лесных, принесли ему в жертву козленка полугодовалого – и началось действо.

Встали в круг все званные из разных племен да родов. И каждого из них лично приветствовал кнез, каждый был ему дорог на пороге грядущих событий. И Велимир, посланец древан, был среди них. Когда же церемонии закончились, вышел кнез в центр круга и молвил зычным голосом:

– Живы буди, люди славные!

Дружные крики одобрения встретили его слова. Когда стихли они, продолжил кнез: