Но тут намечался совершенно особый случай. То самое предложение, от которого нельзя отказаться. Столь экзотических дам Андрей еще в объятиях не держал, это был аргумент за. Да и выпитое зелье ударило в голову и разогнало сомнения. А почему бы, собственно, и нет? Единственное – во всем надо было проявлять разумность и осторожность. Только вот попробуй тут!

Вештица внезапно резво вскочила на него, оседлала, сжала своими сильными ногами – наверное, чтоб не убежал – и далее началось такое, что могло бы заставить краснеть операторов Центра управления экспериментами. Но Мечеславу это даже нравилось, адреналин играл вовсю. Чтобы не превращать эпизод в материалы к суперпопулярному эротическому видеоотчету, Мечеслав закрыл глаза, отключая, таким образом, встроенные в хрусталики основные камеры. После этого автоматически включалась «ночная» камера на его плетеном очелье, замаскированная под стеклянную бусину, которая транслировала всё происходящее в Центр. Но и ее можно было отключить в ручном режиме, повернув незаметный рычажок на бронзовой бляшке, вставленной в то же очелье, что он незаметно и сделал.

Лапса была дамой, судя по всему, опытной, она возвышалась над ним и сама контролировала процесс. Он чувствовал, как что-то мягкое и пушистое щекочет его обнаженную кожу (и когда только успела стянуть рубаху?) – должно быть, украшавшие Лапсу лисьи хвосты. Или вештица перекинулась в лису, и у нее отросла звериная шерсть? Он этого не видел, но попытался представить и…

Дальнейшее было неописуемо. Он не ожидал такого от нее и еще меньше ожидал от себя. Когда сознание милостиво оставило Мечеслава, в его горячих видениях – собственно, это были не совсем и видения – фигурировали оскаленная лисья морда, щекотавшие кожу хвосты и тяжесть тела, выпивающего его душу. Раскачивались амулеты из костей и зубов, горели нечеловеческим огнем зеленоватые глаза, а рот, хищный и чувственный, ухмылялся, впиваясь в свою добычу.

* * *

«Что мы знаем о лисе? Ничего. И то – не все».

Мечеславу внезапно вспомнился старый детский стишок. Лисы считались существами уважаемыми и магическими у многих народов – Андрей не так уж и давно закончил археологический, и полученные там знания по истории древних верований еще не успели выветриться из головы. Одна кицунэ, японская лиса-оборотень, чего стоила! Она была инфернальной, эта девятихвостая японская лисонька – кстати, он опрометчиво не подсчитал, сколько хвостов у Лапсы, это могло открыть глаза на ее природу. Обычно такие лисы соблазняли мужчин и высасывали у них жизненную силу. Тявканье лисиц японцы как раз и называли «кицу», откуда и пошло ее название. Ну что же, весьма реалистично.

По одной из версий, в Японию девятихвостая лиса-соблазнительница попала из Китая. Впрочем, лисицы куролесили также в Корее и во Вьетнаме. Отметились они и в Европе, с ее «Романом о Лисе» и Рейнеке-лисом Гёте. Да и наша русская Патрикеевна тоже была ох, как непроста! Об этом не все знают, но прозвище свое рыжая получила от древне-литовского князя Патрикея, сына Наримунта, из рода Гедиминовичей, подвизавшегося на службе у Господина Великого Новгорода. По слухам, князь был оборотнем и за ним числились мутные дела с новгородскими ушкуйниками. Так-то по древнерусской традиции лиса была спутницей и воплощением богини Макоши.

Часто в легендах лисы описывались хитрыми бестиями, соблазнительницами и паразитками, приносящими своим жертвам сплошные беды и несчастья. Однако встречались и мудрые лисы, посланцы богини Инари – верные друзья и прекрасные любовники, дарующие людям удачу. После нынешней ночи Мечеслав готов был поверить в любые байки, будто он и не жил никогда в двадцать первом веке.