На ночёвку мы должны будем останавливаться и держаться ближе к берегу – двигаться по волнам в ночной темноте плохая затея, которая может закончиться очень плачевно. После того, как планету отутюжили ядерными зарядами, сейсмическая активность увеличилась в разы, и длительное время землю трясло, колыхало и двигало. Материки сдвигались и раздвигались, горы рушились, многие места уходили под воду, где-то наоборот – земляные пласты вставали дыбом, образуя торосы и причудливые складки, при этом порой перекраивая ландшафт так, что даже хорошо знакомые места было попросту не узнать. Береговые линии так же во множестве мест изменили свои контуры, и судовождение тетерь стало сродни путешествиям отважных первопроходцев, открывавших никому не известные земли. Старые карты судоходных маршрутов давали весьма приблизительную картину реальности, ориентироваться по которым теперь можно было лишь очень условно, с большой поправкой на изменённые очертания материков. Поэтому вперёдсмотрящий на судне – очень важная персона во время движения по океанским просторам. Как раньше просто плыть, придерживаясь заложенного курса, время от времени сверяясь с картой и компасом, уже недостаточно, нужно визуальное наблюдение за окружающим пространством. Сходить же на берег для ночёвки нам совсем не обязательно – во мраке ночи на суше может быть в разы опасней, чем на океанских просторах. Уже договорились, что будем спать по очереди – часть команды несёт вахту и караулит судно, другая часть в это время спит. Потом меняемся. Решили, что на ночное дежурство будут заступать два человека – по одному от каждой организации. У мореходов свои вахты, поэтому эти дежурства их не касаются. Их дело – управление судном. Возле берега, конечно, безопаснее, чем на суше, но расслабляться всё равно не стоит.

Нора. Патрульный катер «Гарпия», Атлантика.

Как странно: прожив столько лет в городе, расположенном на берегу океана, я только сейчас поняла, насколько это здорово – путешествовать по волнам. Лететь навстречу ветру на скоростном катере, вдыхая наполненный морской свежестью воздух полной грудью. Хм, ты глянь – меня совсем не укачивает, совершенно напрасно Нейтан беспокоился. Он вообще слишком уж обо мне печётся. Ему всё время кажется, что моей драгоценной персоне что-нибудь угрожает, или доставляет неудобство. И мой любимый готов из кожи вон лезть, лишь бы мне было хорошо. Боже, как же я люблю его! Он такой славный, мой Зайка и такой забавный. Представляю, что ему пришлось пережить видя, как на его глазах сначала забирали нашего сына, а потом застрелили меня… До сих пор дрожь берёт, как вспоминаю весь тот ужас, что творился тогда в убежище. Но Нейтану я ничего не говорю, не хочу, что бы он лишний раз волновался. Он и так очень переживает из-за всех тех ужасов, что творили со мной в той проклятой лаборатории Анклава. Меня саму аж передёргивает от отвращения, когда вспоминаю узкую морду той гадины с глазами гремучей змеи, которая проводила надо мной эти свои эксперименты. Убью суку, пусть только в руки мне попадётся! Ух… Что-то я разошлась не на шутку, надо успокоиться. А то, вон, мой милый уже поглядывает подозрительно, в глазах тревога, хи-хи. Наверное, на лице у меня опять бурные эмоции отобразились. Ну, я же женщина в конце концов, а не суровый воин с высеченным из гранита лицом. Домохозяйка я, молодая мать и любящая жена. Ну, может уже не совсем молодая… Но всё равно очень даже привлекательная – вон как морячки то и дело в мою сторону глазами стреляют, пытаясь определить, что и как там у меня под плотным слоем ткани. Вижу-вижу, проказники! Вот сейчас нарочно так встану, будто разглядываю, как там вода бурлит за бортом. Ну-ка… Та-а-ак, вот, попу назад, чуть в спине прогнуться… Хорошо, что Нейтан сейчас в другую сторону смотрит. Не видит, как я тут шалю. Смотрят? Ха, смотрят – куда ж они денутся, голубчики. Один, вон, аж курить перестал, залюбовался, поди. Ну всё, хватит баловства.