А дождь зарядил всерьёз, даже не намекая на окончание в ближайшей исторической перспективе. Так что Виталию ничего не оставалось, как продолжить свои теоретические домашние изыскания. Весь этот день и следующий он просидел в Интернете, вникая в суть и различия основных мировых религий, хитросплетения различных подходов к проблеме создания единой религии. К шести вечера почувствовал дикую усталость в глазах, шее, крестце, потянулся с наслаждением и хрустом, глянул за окно: над сине-фиолетовыми грядами холмов за фьордом небо было исполосовано алыми перьями заката, пронзавшими мокрую вату дождевых облаков. Дождь прекратился, деревья вокруг стояли понурые и обвисшие, как провинившиеся мальчишки, загулявшие по пути из школы домой и попавшие под ливень.

Виталий включил свет, сварил кофе, чтобы встряхнуться, затем надел резиновые сапоги, куртку из гортэкс и вышел прогуляться по вечернему городу, чтобы проветрить мозги и неспешно обдумать наработанное за день. Построения других авторов определённо не устраивали его либо своей практической нереализуемостью, либо как априори коммерческие проекты, не имеющие ничего общего с целью ЕМР. За этими мыслями Виталий медленно прошёл по набережной извилистого канала, рассекавшего старый город надвое, посмотрел на норвежских детей, которые в канале на маленьких яхтах типа «Кадет» жизнерадостно осваивали азы управления парусом. Подумал: «Вот это они и есть – здоровые наследники норвежских традиций! Вот правильный генотип будущего этой страны!» Вздохнул и неспешно почапал по живописной каменной лестнице на обзорную площадку в двухстах метрах над городом – его любимое место в Олесунне. Отсюда открывался безумно захватывающий вид, представленный во всех путеводителях по Норвегии. Под ногами на нескольких островах, уходящих к горизонту, лежал чудный город, похожий на печатный пряник своими разноцветными фасадами домов, построенными сто лет назад. Говорят, германский кайзер Вильгельм, большой любитель норвежской природы, частенько отдыхал здесь летом и после одного из пожаров, спалившего всё старое деревянное поселение, выделил личные средства на воссоздание центра Олесунна, но уже в камне. И благодарные норвежцы воплотили замысел кайзера в немецком романтическом стиле «югенд», изваяв один из красивейших городов планеты…

У Виталия вдруг сами собой связались в уме рифмованные строки:

К моей душе страна фиордов
Подведена как шнур бикфордов!

Он похвалил себя за оригинальную рифму. Подумал, хорошо бы развить как-нибудь эту тему и написать красивое романтическое стихотворение, посвящённое этому удивительному городу (давненько он не писал стихов). И тут же легко сформулировал для себя в словах то, что два последних месяца так его томило и не давало покоя: «Смысл жизни – это же так просто! Он – в достижении великой и благородной цели, которую ты перед собой ставишь! И пусть моей целью будет создание единой мировой религии как новой философско-этической системы, способной объединить все частные религии, убить вражду и ненависть одних людей к другим. А главное – надо придумать механизм её реализации, найти сторонников, способных осуществить эту идею! И это будет лучшим памятником Юле. И тогда её жертва и моя жизнь не будут напрасными…» Он удивился ясности и простоте возникшего решения и понял, что оно-то и составляет отныне цель и смысл его жизни.

Спустившись по той же лестнице вниз, Виталий решил завершить прогулку привычным путём – дойти до городского маяка, караулившего вход в бухту пассажирского порта. По мере приближения к цели придумал ещё один фрагмент будущего стишка: