В номер Кукушкин вернулся подавленным и задумчивым. Он устало снял пальто, подошёл к окну. Через улицу был дом с аптекой, налево – заснеженная стройплощадка с уснувшим гигантом-краном, направо – тот самый бурлящий проспект. Вдали над зданием МГУ мрачно шлялись без дела клочки тёмно-лиловых туч, похожих на чьи-то внутренности. Своей небрежною рукой вечер сгрёб карамель жёлто-зелёных огней в кулак. Надвигалась ночь. Было тягостно и одиноко.
Кукушкин зашторил окно, сел на кровать и включил плазму. Ток-шоу, сериалы, мельтешня и глупость. Устал. Выключил. Разделся. Лёг на кровать, зажёг ночник, зашуршал недочитанными «Ленинскими известиями» и уснул, выронив газету на пол. И привиделось ему, будто носится он над бушующим морем, пытаясь поймать сачком своего орла из вод морских. Злится, матерится, а толку ноль… Вот такой глупый сон.
Утром, позавтракав, Валерий Степанович, не теряя времени, сразу же отправился в фонд. Благо находился он в десяти минутах ходьбы от гостиницы и открывался в одиннадцать.
Благотворительный фонд Святителя Михаила, более известный в народе как Фонд Простантина Дорофеева, располагался в центре столицы, в тихом переулке, ещё не затронутом точечной застройкой. Само здание находилось за высокой бетонной стеной, увешанной гроздьями видеокамер. Ни табличек, ни каких-либо указателей снаружи не было. Глубочайшая секретность, больше подходящая режимному объекту или оборонному заводу, но никак не благотворительной организации. Настоящая крепость. «Странно, – подумал профессор. Адрес вроде верный – элитный, прости господи, секс-шоп через дорогу… Вон он… Значит, всё верно». Подойдя к гладкой, как лист, стальной калитке, врезанной в стену, доктор немного растерялся – никаких звонков или даже ручки. Только острый глаз домофона буравил серое утро. Доктор его не заметил. Внезапно сквозь бетон прорезался чей-то голос.
– К кому идём?
Кукушкин вздрогнул и завертел головой, ища источник звука.
– Прямо перед собой посмотрим, – сказал голос из стены. Кукушкин опустил взгляд и увидел отверстия динамика.
– Я – профессор Кукушкин из Ленинска. Мне назначено.
В домофоне захрипело, потом раздался щелчок и всё стихло. Валерий Степанович на какое-то время застыл в полусогнутом состоянии, подул в домофон, сказал в него: «Ау», ничего не услышав в ответ, выпрямился, покачался на носках, походил вдоль стены взад-вперёд, начал скучать и вдруг уловил негромкое электрическое жужжание – это в стену медленно задвигалась стальная дверь. Доктор вошёл во двор и тотчас упёрся лбом во вторую стену из двух дюжих молодцев. Оба в коротких чёрных пальто. Бритые затылки, кирпичные подбородки, махонькие рации, утопающие в громадных лапах. Один из них молча поводил вокруг Кукушкина металлодетектором и пробасил:
– Проходите.
Валерий Степанович мелко кивнул и зашагал по чисто выметенной дорожке к двухэтажному особняку в стиле позднего классицизма с лепниной. Над парадным нависал мощный балкон, поддерживаемый четырьмя колоннами, а у дверей в оловянной рамке висела табличка, информирующая посетителей о том, кто и в какие годы владел зданием. История у особняка и правда была богатая. Кукушкин напялил очки и начал с увлечением читать. До 1917 года здание принадлежало графу Лопухину. После революции в нём располагалась местная ЧК, потом – склад провианта. В 20-м открыли интернат для беспризорников, просуществовавший до 42-го года, когда здесь начал работать военный госпиталь. После войны здание отошло под школу рабочей молодёжи, а в 70-м, ко дню столетия вождя мирового пролетариата, в нём открылся музей марксизма-ленинизма. Спустя двенадцать лет и один капитальный ремонт, после которого интерьеры здания окончательно утратили прежний свой вид, в доме начал работу НИИ Мостранспроект, приказавший долго жить в 93-м, когда в стенах бывшего графского особняка открылось немецко-российское совместное предприятие, занимающееся поставками детского питания. Но и этот трест лопнул в разгар дефолта 98-го, после чего за лакомый кусок в центре Москвы кто только ни бился, начиная с членов правительства и заканчивая «братками». Однако многострадальному зданию суждено было отойти лидеру Партии работников лечебно-трудовых профилакториев России (ЛТПР), который в 2000-м открыл в нём свою московскую штаб-квартиру, просуществовавшую аж до осени 2016-го. В октябре того же года здание сие было передано на баланс города Москвы, которая, в свою очередь, сдала дом в пользование меценату-миллиардеру Дорофееву, который как раз искал крышу для нового фонда. Увидев, в сколь ужасающем состоянии был памятник архитектуры, предприниматель на свои деньги отремонтировал особняк, и дом Лопухина ожил.