– А разве в него надо верить? Это ведь сказочный персонаж.

– Вот, а мне лет до двенадцати мозг пудрили, что он реален. Я его каждый Новый год ждал, спать не ложился. А потом раз – и развенчали миф. Сколько было слез и разочарования.

*

В Россию Миша решил вернуться, окончательно порвав со своим буржуазным прошлым. Свое прощание с обеспеченной жизнью он решил отметить особенным образом. Для создания нужного фона в ресторан яхт-клуба он пригласил известную джаз-банду, а водка и блюда русской кухни были в этот вечер для всех за счет заведения.

– После тщетных попыток достучаться до отца я решил взять всю инициативу в свои руки и действовать отныне самостоятельно, – на этих словах Миша пригубил виски из стакана с кубиками льда. – Следуя зову чести и морали, я принципиально отказываюсь от какой-либо помощи и поддержки родителей. Я хочу вернуться на Родину тайно, без денег, без связей, и с этого момента всего в своей жизни добиваться самостоятельно, собственными силами. Я собираюсь доказать самому себе, родителям и всему миру, что Россия – недооцененная, уникальная страна возможностей и социальных лифтов. Страна, в который каждый может добиться всего, чего пожелает. Главное – не отчаиваться, не сидеть сложа руки и, конечно, верить в себя и свою мечту.

Миша выдавил дольку лимона в раковинку с устрицей и с легким причмоком отправил в рот нежное содержимое. Затем его взгляд устремился на сцену, где увлеченно играли свой джаз музыканты, а миниатюрная темнокожая солистка с прической-каре и изящным платочком на шее посылала в зал белозубую улыбку.

– Вслушайся, Эндрю, сколько изысканности и шарма в этой музыке, рожденной чернокожими рабами, которых твои предки не так давно жестоко эксплуатировали на своих плантациях, – Миша расслабленно подергивал головой в такт мелодии.

– Чего? Какие плантации, Майкл?! – Эндрю был возмущен неожиданным и совершенно незаслуженным выпадом в свой адрес. – Мой дед из шотландских переселенцев, всю жизнь пахал сталеваром на заводе. Бабка из Ирландии, фабричная рабочая. Они в Великую депрессию чуть с голоду не умерли. Да и отец, пока актером не стал, кучу всяких занятий перепробовал, в армии отслужил.

– Но согласись, вы, американцы – рабовладельцы по своей сути, и от этого бренда вам ближайших лет двести не отмыться.

Эндрю в упор уставился на Майкла, хаотично выискивая варианты ответа.

– Да будет, Эндрю. Расслабься. Не принимай на свой счет. Просто забавно смотреть на твою реакцию, – Майкл сделал примирительный жест рукой (в душе он был весьма доволен вызванным эффектом). – Мы с тобой буржуи по рождению. Следует понимать, что не наша вина родиться буржуями, но наша вина ими остаться. И я рад, что мы вместе движемся по пути прозрения и справедливости.

– По какому пути прозрения ты движешься, Майкл? Ты сидишь в кабаке и жрешь лобстеров с устрицами! – было видно, что Эндрю все еще задет и не собирался «расслабляться».

– Ну вообще-то, Эндрю, ты не прав. Это не лобстеры, а лангусты. Лан-гус-ты!

– Да какая, к черту, разница!?

– Очень большая, брат. У лангустов клешни совсем другие – их практически нет, но тело более вытянутое. Вот смотри… – Майкл потянулся к крупным ракообразным, разложенным на большом, со вкусом сервированном блюде.

– Хорош, Майкл! Еще недавно ты говорил, что эта буржуйская еда тебе в горло не лезет, отторгается. А теперь все? Примирился?

– Нет, Эндрю, ни с чем я не примирялся. Я действительно, как ты заметил, вернулся к моей любимой еде. Но не потому что, как ты выразился, «примирился», а потому, что копнул поглубже и выяснил, что никакая она не буржуйская, – Миша с хрустом разломил хвост лангуста и начал извлекать из него крупные куски белого волокнистого мяса. – Это самая простая бедняцкая еда рыбаков, прибрежных аборигенов и несчастных робинзонов, выброшенных на необитаемые острова. Это еда, которую всегда без труда можно выловить на мелководье после отлива при невозможности раздобыть чего-нибудь более существенного. И когда я это узнал, отпустило меня, рухнул внутренний барьер, вновь вернулся аппетит и настроение, – Миша макнул в соус и направил в рот очередной белый комочек. – Кстати, ты не находишь, Эндрю, что мясо лангуста мягче и приятнее, чем у лобстера?