Но удивления остались удивлениями, а Скотта зацепило ещё и другое… Старый друг, сам того не ведая, послал ему мощный сигнал. Скотту осточертел уклад его жизни, он очень хотел что-то изменить, но не знал, что именно. И не знал, с чего начать. Сейчас ему было всё равно, что ждёт его в родном городке, было всё равно, как поведёт себя жена, было всё равно, что станет с его работой после отъезда. Он почему-то совершенно исключил вариант, что поездка может занять всего лишь один или два дня и что ему потом нужно будет снова вернуться к привычному, опостылевшему образу жизни. Скотт был уверен, что с этого момента всё у него пойдёт иначе.

И здесь, нужно сказать, он не ошибся…

Скотт не желал долгого объяснения с женой, потому решил вернуться поздно ночью пьяным, а уже утром позвонить Меган или просто отправить ей СМС о том, что ему срочно нужно уехать. То, что по отношению к Меган это будет мерзким поступком, Скотта не слишком беспокоило в тот момент. Точнее, он даже не осознавал циничность своего поведения. Весь вечер он просидел за столиком, пробивая новые и новые пинты^>4. Только взгляд его уже был не туманным, направленным в никуда, а живым и весёлым, постоянно играющим. «Что же он нашёл?» – задавал себе вопрос Скотт, – «Нет, он не из тех, кто, находя черепок из Средневековья, брызгается слюнями от радости. И он знает, что я не из породы сумасшедших археологов, сдувающих пылинки с древнего бессмысленного предмета быта… Да что там! Я его вообще таким не помню. Значит, завтра меня ждёт что-то действительно стоящее!».

Скотт, как и предполагал, вернулся домой, когда Меган уже спала, и моментально заснул сам. Пробудился утром, когда жена собиралась на работу, но продолжил притворяться спящим. А услышав, как хлопнула дверь, подскочил, впопыхах собрал небольшой рюкзак с самыми необходимыми вещами и без завтрака выбежал из дома. Перекус в поезде с дешёвым сэндвичем и кофе, купленным на вокзале, обещал быть одним из самых вкусных в его жизни.

Всё вокруг радовало Скотта. Чувства забытого детства и приятная ностальгия бурлили в его сердце. Он возвращался на родину! И не на ту родину, где царила неумолимая скука, а туда, где его ждало что-то неожиданное и особенное. Скотт отправлялся в старый дом за своей новой жизнью! Сейчас, пребывая на душевном подъёме, он наплевательски мог посмотреть на всё: на любые опасности, лишения и потери; лишь бы его жизнь стала от этого более красочной и интересной.

Светило солнце; его свет разливался по перронам бирмингемского вокзала и отражался от окон поездов. Стояла сухая тёплая погода. Наступило лето! И ничто не могло омрачить настроения Скотта. Он опять с гордостью вспоминал, что носит именно это, почётное для любого шотландца, имя. Сегодня он вновь был готов поглядывать на англичан с презрительной ухмылкой и отпускать в шотландских пабах шутки в их адрес. С рюкзаком за спиной и картонным стаканом с кофе он подошёл на седьмой путь, где его ожидал поезд до Глазго. Через пятнадцать минут вагоны тёмно-синего цвета двинулись в северном направлении.

В Глазго жили мать и отец Скотта, переехавшие сюда во времена его учёбы в университете. Но Скотт совершенно не собирался встречаться с родителями и вести усталые разговоры опять же о семейном быте. Их он отложил на потом. Потом, грозившее наступить после его великого открытия. Сразу же после прибытия в самый крупный шотландский город Скотт пересел на поезд до Фолкерка. Предпоследней станцией этого маршрута был его родной Камелон.