В центре на небольшой площади, окруженной кленами и кустами сирени, так же задрав руку в сторону светлого будущего, стоял памятник Ленину. Там же, напротив статуи, виднелось полускрытое зеленью панельное здание совдепа, наверно, построенного из продукции местного бетонного завода. В соседнем здании располагалась милиция, тут Сергей попутчиков своих и высадил.

– Ну… Хорошей поездки вам! Путешественники… – Горохов, странно серьезный, поцеловал девушку в щеку, потом крепко пожал руку Кудашеву и неожиданно, к удивлению Маши, обнял парня.

– Ты, Серенька, прям как навсегда прощаешься! – пошутила она, но милиционер, только махнул рукой и, не оборачиваясь, пошел к широкому крыльцу, на котором курили двое молодых мужчин в такой же как у него, серо-голубой форме.

Назвать автовокзалом небольшую площадку на противоположной от совдепа и милиции стороне площади тоже было бы явным преувеличением. На скамейках у остановки сидели женщины с сумками, несколько мужчин с целым набором котомок и баулов. В стороне, позади остановки, виднелись видавшие виды автобусы, покрашенные в блекло-коричневый цвет.

– Вон наш автобус, тот в котором одно окно фанерой закрыто, мы даже рано приехали, еще минут пятнадцать до посадки. – прервала тяжелые мысли Кудашева, осматривающего все это богатство и разнообразие, Маша.

День обещал быть хоть и не изнуряюще жарким, но очень теплым.

– Хочешь квасу? – спросила Маша и кивнула в сторону стоявшей в тени деревьев большой желтой бочки на колесах, к которой выстроилась небольшая очередь. Полная, не молодая женщина, в белом халате и в нарукавниках, сидевшая на деревянном ящике, споро наливала в стеклянные кружки коричневый, пенистый напиток. При виде него, у Юрия сразу пересохло в горле и еще сильнее захотелось пить. Он только и смог что кивнуть. Не прошло и нескольких минут, как они с Машей уже держали в руках по кружке. Квас еще не успел нагреться в бочке, был холодным и бодрящим, а кроме всего очень даже хорошим. Ну, может и похуже домашнего, который готовила Лена Горохова, но очень и очень недурным.

– Пойду к кассе, сейчас билеты будут продавать, вон там, видишь, допивай и подходи. – девушка улыбнулась и, помахивая сумкой, снятой с плеча, пошла в сторону кассы. Кудашев залюбовался. Маша не просто шла, а плыла, покачивая бедрами, ставя стройные ножки в линию, будто на Мюнхенском показе мод. Не сомневаясь, что обершарфюрер не спускает с нее глаз, уже подходя к зданию, она, лукаво улыбаясь, обернулась.

– Вот егоза! – послышалось рядом.

Юрий вздрогнул, и оглянулся. Рядом стоял краснолицый пузатый, низенький мужчина в светлой парусиновой кепке, тоже с полупустой кружкой кваса. Он проводил девушку взглядом и весело подмигнул парню.

– Смотри не упусти, кавалер! – произнес он, широко улыбаясь, в три глотка допил квас, и поставил опустевшую кружку на столик у бочки.

Кудашев поставил свою кружку там же и пошел к остановке. Чуть в стороне белел еще один памятник, поменьше. Юрий, помня, что минут десять у него еще есть, завернул к нему. Метрах в десяти, на широком помосте стояла большая плита, а рядом так же беленая, как Ульянов, фигура солдата в рост человека с винтовкой за плечами, в каске с опущенной головой. Сверху, на плите выбита была большая надпись: «Вечная память воинам, погибшим в боях за нашу Советскую Родину в Великой Отечественной войне 1941—1945» И ниже в несколько столбиков фамилии. Кудашев скользил глазами по строкам. Много… Ой, как много… Что там Лопатин говорил. Двадцать миллионов… Некоторые фамилии повторялись. Не вернулись с войны братья, сыновья, отцы, Тихонов А. Е. Тихонов Т. Е. Тихонов В. А…. Шувалов А. В., Шувалов М. В., Шувалов С. К. Шувалов А. И.