Расслабился, уже привычно унял дыхание до самого минимума и на выдохе распахнул сознание. Тут же в голову ворвался настоящий хаос, стало неприятно, аж до степени острой головной боли. Кудашев тут же закрылся. Большой город, это тебе не лес на краю болота и не село. Что бы вычленить, что-то важное, нужно привыкнуть, научиться. Только времени на учебу и привыкание не было. Пока непосредственной опасности не чувствуется, уже хорошо.

– Эй… эй, парень! Тебе часом не плохо?

Юрий вздрогнул, открыл глаза и выпрямился. Рядом, у скамейки стояла и с тревогой смотрела на него пожилая, плотного телосложения женщина в зеленом не первой свежести сарафане, с цветастой косынкой на голове, повязанной сзади. В руке она держала за ручку большой алюминиевый бидон, литра на три.

– Смотрю, сидишь, разумши, голову запрокинул, глаза закрыты… – уже спокойнее сказала она, видя, что Кудашев подал явные признаки жизни.

– Спасибо за заботу, матушка, присел вот отдохнуть.

– Матушка, – повторила за ним женщина, словно пробуя это слово на вкус, – чудно сказал, так это у попа матушка, а меня тетка Люда, зовут.

Но, видно было, обращение такое ей понравилось.

– Что, ноги стер в штиблетах энтих? – кивнула Люда на покрасневшие суставы кудашевских ступней.

– Да, вот ведь незадача. Пока не сел и не разулся, еще терпимо было.

– Это ты зря, парень, сделал. Теперича и вовсе итить не сможешь, больно будет. – покачала она головой.

– Вы, тетя Люда, мне подскажите, где тут поблизости купить обувь можно? – спросил Юрий.

– Ты поди со станции идешь? Ну да, откель еще, я тут завсегда за молоком хожу. А раньше тебя не встречала… Ты, парень, не дошел метров пятьдесят. – она указала рукой вдоль по улице, – Вона прямо на перекрестке, на улице Желябова и будет магазин. Только… тебе бы на рынок лучше, если деньги есть.

– Спасибо, тетя Люда, куда мне до рынка, мне бы эти пятьдесят метров осилить! В пору босиком идти. – поблагодарил женщину Кудашев.

– Ну, как знаешь, хлопчик! Пойду я, молоко перекипятить нужно, пока не скисло. – она кивнула ему и торопливо зашагала в переулок между домами, переваливаясь и шаркая старыми, стоптанными туфлями.

Юрий принялся обуваться. Не пропаду, думал он, вокруг русские люди, да, изъязвила им советская власть душу, но шестьдесят лет слишком мало, чтобы совсем вытравить все хорошее из народа. Обувшись, пилот поднялся и тут же охнул, опершись на правую ногу. И правда, как только шел до этого? Пятьдесят метров до магазина на перекрестке показались ему долгими словно морские мили, которые он миновал, стиснув зубы. Со стороны просто неторопливо шел молодой парень, а у парня аж испарина выступила. Магазин расположился на первом этаже пятиэтажного здания красного кирпича, старой постройки с вычурными маленькими балкончиками, лепниной и большой вывеской «Обувь». Наконец, Кудашев остановился у большой, красиво оформленной витрины, на которой красовались лакированные женские туфли-лодочки, сандалии, ботинки и сапоги различных фасонов. Юрий рассматривал все эти прелести социалистического рынка, просто стараясь перевести дух и, как можно меньше опираясь на особо сильно стертую, правую ногу.

Рядом, откуда-то вынырнув, оказался вертлявый, сутулый мужчина лет тридцати. Одет он был, несмотря на теплую погоду, в застегнутую на молнию серую парусиновую куртку с английской, кирпичного цвета, полукруглой надписью. Перевел Юрий: «ковбойские джинсы». Внутри полукружия надписи, грубо, по трафарету было намалевано изображение. По-видимому, должное изображать американского пастуха на лошади. Но более всего, оно напоминало странного горбатого уродца на четырех лапах. На ногах у мужчины были синие застиранные на коленях брюки из грубой ткани. Как Кудашев услыхал краем уха, Лена Горохова расспрашивала Машу, «где достала», обсуждая такие же похожие брюки, видимо тут они были популярны. Мужчина был не приметен: худое, угреватое лицо с острым носом, близорукий взгляд, за стеклами круглых очков. Он, бросив мимолетный взгляд на витрину, стал пялиться на обершарфюрера, то ли ожидая вопроса, то ли желая сам спросить, но не решаясь. Чудной какой тип, подумал Юрий и, собрав силы на последний рывок, стал подниматься по ступеням к двери магазина.