К тому времени как видавший виды автобус дребезжа и громыхая на плохой дороге, покинул поселок Шумячи, Кудашев немного неуверенно обнял за плечи Машу молча принялся смотреть в окно. Девушка доверчиво прижалась к нему и положила голову на плечо. И неожиданно Юрий почувствовал, что она задремала под дорожную тряску. Он тихонько уткнулся носом в ее светло-русые волосы, глубоко вдыхая запах ромашки и еще каких-то цветов. До Смоленска было примерно 130 километров, на этом автобусе и по такой дороге, больше двух часов. Автобус приезжает в городской центр, в район железнодорожного вокзала. А ведь я так и не сказал ей куда еду и зачем… Есть время привести мысли в порядок. А они, мысли, скакали неудержимо, с одного на другое.

Они выехали из поселка и сразу замелькали по обе стороны дороги зеленые кусты и деревья с проглядывающими средь них засеянными полями. Время от времени на выпасах виднелись стада черно-белых коров. Идиллия. Казалось, прикрой глаза, а потом откроешь и ты – где-то у себя, проезжаешь по Восточной Пруссии или Швабии, но тут же автобус потряхивал пассажиров на очередном ухабе и вместо схожести сразу бросались в глаза отличия. Вокруг запущенность. Где-то деревья следовало опилить, кусты подрезать. А вот там, вдалеке, страшным трупом с проглядывающими из багрового мяса белыми костями на пригорке мелькнула заброшенная церковь. Ему вспомнилось как они с отцом в пятьдесят первом году делали пересадку на пути в Ростов и Краснодар, где-то на аэродроме в окрестностях Смоленска. Летели они на «Хейнкеле-111», которые давно, как безнадежно устаревшие перевели из Люфтваффе в гражданскую авиацию. Там, чуть переделав, установив удобные сидения и сняв оборонительное вооружение, их с успехом использовали как среднемагистральный лайнер. Несмотря на продолжавшуюся войну, они продолжали нести уже гражданскую службу на территории Рейха и всей Европы с Россией, там, куда не добраться было истребителям янки и их оставшихся прихвостней.

Позади балагурили парни с девчатами, обсуждая какой-то фильм. Справа тетки перемывали кости некой своей знакомой, обсуждая какая она «блядь ненасытная». Сам не заметил, как под мерное тарахтение автобусного мотора Юрий Кудашев заснул, уткнувшись в макушку спутницы.

Проснулись они одновременно от того, что автобус тряхнуло особо сильно. Он уже въезжал на площадь у железнодорожного вокзала. Вот незадача – немного зацепил за бордюр колесом. А, возможно, водитель давал знать, что все, мол, приехали. Юрий переглянулся с Машей, и оба улыбнулись. Он потер занемевшую от неудобного положения шею, а она распрямила спину, запрокинув голову. Ткань платья жадно обхватила грудь, Кудашев почувствовал, как к лицу прилила кровь и вновь, бросило в жар. Щека девушки покраснела там, где она прижималась во сне к его плечу, и наверняка, его лицо сохранило такой же быстро исчезающий след ее макушки.

– Здорово мы с тобой прокатились, – сказал Юрий, продолжая потирать шею. Маша кивнула, словно и не замечая его смущения, но блеск в глазах выдавал ее с головой. Автобус, тяжко вздохнув всем своим металлическим естеством, остановился. Мимо них, пыхтя, пробрались к выходу женщины с сумками и кошелкой, а потом, весело галдя, потянулась молодежь с задних сидений. Судя по солнцу, время уже около полудня, решил Кудашев. Подавал руку спускающейся по ступенькам девушке.

– Ну, какие планы? – поинтересовалась она, поправляя прическу, – мне нужно в наше общежитие заглянуть, тут недалеко, договорюсь, что ты у нас заночуешь. Вообще-то с этим целая проблема, но думаю, все решится. Со мной пойдешь, или встретимся где-то через часик или полтора?