Потому будут есть, что дают. И я буду. Без вариантов.

Дом постепенно заполнился приятным ароматом запекающегося теста. Кофе и сливки ждали кипятка. На тарелку легли первые лепешки. Начало дня казалось обычным, если забыть про мир за стенами, передвинутый стол во дворе и лавку за печью, с которой раздался первый осознанный стон.

Сняв сковороду, я выглянула и ухмыльнулась. Луншин пытался разобраться, куда попал и как. Но тело его не слушалось, напоминая, что вчера ему перепало много увлекательных приключений с участием древнего, ржавого капкана.

Потому сил у командира детского отряда хватило только на то, чтобы приподнять голову, оглядеться по сторонам и снова простонать от тяжести – спирт давал о себе знать. А вот то, что в него вливали эту живительную влагу, он точно не помнил.

Решив, что дальше главному стратегу предпринимать попытки встать или хотя бы пошевелиться, не стоит, я залила кружки кипятком, тщательно перемешала, добавив все-таки в сливки немного сахара, и вышла:

– Рановато ты.

– А вы, – Луншин сморщился то ли от боли, от ли от попытки вспомнить.

Я не стала ждать продолжения, придвинула ногой табурет, сколоченный в пылу вдохновения еще в начале отшельнической жизни, уселась напротив и протянула ему кружку со сливками:

– Как себя чувствуешь?

– Будто меня бегемот прожевал и выплюнул, – Луншин сморщился, пытаясь приподняться, чтобы принять кружку, но отрицательно покачал головой.

– Хорошее сравнение, – кивнула я ему. – Лежи, сейчас попробую придумать что-нибудь для спины. Голову-то хоть держать можешь?

Парень (несмотря на явные признаки, что его возраст пересек тридцатилетнюю черту, иначе язык не поворачивался его назвать) прислушался к себе и дал утвердительный ответ.

– Тогда погоди, – я ловко поставила кружки на табурет, стянула с кровати свои одеяла, скрутила их в толстый, внушительный валик и помогла бедолаге приподняться, чтобы подоткнуть всю конструкцию ему под спину.

С его стороны порой раздавалось шипение и очень тихий мат, но в целом «пациент» держался весьма сдержано и достойно. Согласно положения в своем отряде.

Я снова села, чувствуя легкое удовлетворение, и снова протянула ему кружку. Луншин удивленно посмотрел на меня, на угощение и приподнял брови.

– Не уверена, что после той дозы спирта, что мы в тебя вчера влили, завтрак не выйдет тем же путем, что и вошел. Так что пока пей сливки и приходи в себя. А заодно расскажешь свою версию.

– Версию чего?

– Причин появления твоего отряда на моем огороде.

– А они, – Луншин встрепенулся от упоминания своих ребят, но прыжок на лавке вышел неуклюжим и заставил его пожалеть о поступке.

– Да нормально у них все, – я махнула в сторону окон. – Чаем вчера напоила, вареньем угостила, разрешила расположиться перед домом у печки, чтобы ночью сильно не замерзли.

– А почему не здесь?

– Ты дурачка-то не включай.

Командир пару раз моргнул и понимающе кивнул, после чего все же решился на глоток. Теперь он сморщился от вкуса. Хотя сливки были вполне съедобными, но без чая или кофе мало походили хотя бы на обезжиренное молоко. Оттого теперь понимающе кивнула я и пояснила:

– Пока всего тебе доступного из еды – это пойло. Как придешь в себя, я расскажу твоим ребяткам, где есть хорошая полянка, грибная. Они на обратном пути супчик тебе сварят. Правда, без картошки, у меня ее мало, делиться не стану. Жалко, конечно, что ваши жадные снабженцы не кладут в пайки сухое молоко, может, повкуснее вышло бы. Да и меня бы порадовали.

– А где я вообще? Мы добрались до точки?

– Ну, Мишка считает, что добрались. Вчера рассказал мне про дасья, башенки и требование земель, – я пожала плечами, отхлебнула кофе и блаженно потянулась, бросив взгляд на окна, за которыми стояла тишина – дрыхли малыши, как в тихий час.