Виктор обрезает пуповину хирургическими ножницами, укладывает существо на руку животом вниз и пару раз шлепает по ягодицам. На мордочке странного создания разверзается отверстие, отдаленно похожее на рот. Оттуда вытекает прозрачно-красноватая слизь, и мерзкая тварь делает судорожный вздох, а затем издает едва слышимый писк. У нее нет зубов, в нёбе огромная щель. Язык западает в нее и перекрывает дыхание снова. Виктор пальцами вытаскивает непослушный орган, и жалкое уродливое создание скулит, словно щенок.

– О боже, – вырывается у Митчелла. – Это ужас.

– Бог ни при чем, – говорит Виктор и снова укладывает существо на стол. Зверек кашляет, отплевывается и хрипит. – Это наша работа.

– Неудачная.

– Да, – подтверждает Виктор Франк. Между бровей образуется глубокая складка, челюсть напрягается. Взгляд внимательно изучает проект под номером Двадцать Шесть/Один. Не на это он рассчитывал, проектируя ее сверхмощное тело. Да и армии явно нужно совсем другое. Очевидно, дело в матке. Тогда у ее сестры еще есть шанс.

Виктор кивает своим мыслям и заставляет лицо расслабиться, снова приобрести бесстрастное выражение. Это всего лишь еще одна неудача. В следующий раз получится. Но тугой ком в горле говорит об обратном. То, что секунду назад он держал на руках. То, что оставило кровавый след на его лабораторном халате – отвратительно.

– Легкие полностью не раскрылись, – беспокоится Митчелл, прослушивая впалую грудь новорожденной стетоскопом. – Левое вообще не работает. Сердечный ритм неровный. Ей нужна помощь.

– Да? – задает Виктор вопрос, скорее риторический, чем уточняющий.

– Подключить ее к аппарату? – с сомнением спрашивает Митчелл. – Стоит ли?

Виктор не отвечает, кидает еще один взгляд на задыхающееся, корчащееся в муках существо. Оно едва слышно попискивает. Голос слабеет с каждой секундой, движения замедляются. Она даже глаза раскрыть не может. Безнадежный вариант. Хуже, чем все предыдущие.

Виктор скидывает с рук окровавленные перчатки, бросает на стол и направляется к выходу. Неспешно набирает код, выходит, оставив Митчелла в одиночестве разбираться с новорожденным существом. На ходу снимает переговорное устройство.

Кэтрин тут же кидается к нему и спешит захлопнуть за ним дверь.

– Что? – спрашивает она.

Виктор отрицательно качает головой.

– Оно сдохло? – встревает ассистент по имени Рон. Бестактный и совсем молодой парень с ничем не примечательной внешностью, но уже многообещающий специалист медицинского и генного профиля.

– Нет, но, если сдохнет, ему же будет лучше.

– Думаешь, в инкубаторе не дозреет? – спрашивает Кэтрин.

– Дозреет, но инвалидом останется, – отвечает Виктор. – Усыпить, вскрыть, предоставить отчет.

– Поняла, – кивает она, нажимает кнопку связи на гарнитуре и передает приказ Митчеллу.

Виктор выходит из лаборатории, осторожно прикрывает за собой дверь и уверенным шагом направляется в свой кабинет. Ни одна мышца на лице не дрогнула. Сердечный бой ровный, взгляд безразличный. Это всего лишь еще одна неудача. Двадцать шесть серий, более стони проектов, восемь долгих лет и жертва. Жертва, которую ни одно из появившихся в его лаборатории существ не смогло оправдать.

Он закрывается на замок, садится за стол, достает из ящика початую бутылку виски и пьет из горла, словно конченный алкаш. Горло жжет. Виктор закашливается, прижимает к носу чистый рукав лабораторного халата. В уголках глаз выступают крохотные капельки слез.

– Черт…

С трудом выдыхает, закрывает бутылку и ставит на стол. Бросает взгляд на фотографию счастливой молодой женщины с мягкими рыжими волосами и бесконечно открытой улыбкой в таком же белом, как у него, халате. И с такой же именной табличкой на груди – «Эбигейл Райт».