Мама визжит две секунды и замолкает. Я боюсь войти. Мои нервы превратились в раскалённые электрические провода. Вдруг открывается соседняя дверь и на меня смотрит привлекательная блондинка с выпученными от страха глазами.

– Долго так стоишь?

– Да, Аня. Мне войти или подождать?

– Я не знаю. Решай сам. Я бы проверила, не случилось ли чего плохого. И часто у вас так?

– Постоянно.

– Как у тебя дела? – спрашивает она и улыбается, трогая волосы. – Знаешь, у меня тревога пропадает, когда я говорю с тобой.

– А у меня нет, хотя я тоже говорю с собой.

Она засмеялась.

– До встречи, – говорит Аня, закрывает дверь и быстро спускается к лифту.

Огнетушитель за стиральной машиной, лекарства в шкафу и в старом холодильнике в комнате моей сестры. Я обдумываю ещё много раз, какие вещи могут пригодиться. Телефон на кухне и у меня в протезе. Две цифры – и скорая тут. Сестра придёт через час. Прикладываю палец. Открывается дверь. Я снимаю обувь и иду как можно тише.

Скоро новый год, поэтому в коридоре стоит пластиковая ёлка; игрушек на ней мало, но она прекрасна, не изменилась ни капли с того момента, когда я её впервые увидел. Мне было пять лет. Отец купил ёлку и шутил весь вечер. Мама смеялась, потом следовало обращение президента и салюты. Очень многое не вернуть. Например, отец пропал, испарился, как только в районе закрыли его завод, где он делал плацебо. Он ушёл от нас в неизвестном направлении. Почему, я и сейчас не понимаю. Изо дня в день делать пустые пилюли и чувствовать пустоту внутри. Сотни таблеток бегут по дорожке и сами прыгают в красивые пачки с разноцветной упаковкой. Представлять каждый день на работе, как пациента с раком, СПИДом, эболой или чем-нибудь ещё похуже пожирает их болезнь, а родным он говорит, что ему чуть-чуть лучше. Они верят и продолжают жить, чтобы разочароваться в конце концов.

Разочарование – это слово, которое произносит бабушка, когда я подхожу к матери, которая сидит на полу и плачет. Я молчу и стараюсь не смотреть никому в глаза. На столе лежит красное яблоко…

– Поплачь, легче будет уснуть, а это важно, – говорю я.

– А Бог есть на самом деле? Как ты думаешь?

– Для тех, кто верит, он всегда будет.

Слёзы текут по её щекам. Она засыпает, а я закрываю дверь в её комнату и поворачиваюсь к бабушке с презренным взглядом. Старческие глаза полны печали и одновременно ненависти, но я знаю, что злится она на себя.

– Не буду извиняться. Пока, – говорит бабушка.

Шаги красных туфель с тонким каблуком растворяются в комнате и затихают. «А когда-то она была доброй, как и каждый из нас», – напоминаю себе.

Мои руки дрожат, когда я подхожу к окну. Наблюдать за миром, не участвуя в его процессах, наверное, лучшее средство от депрессий. Успокаиваются мысли, каким бы паршивым ни получился день. Летят ли птицы, плывут ли тучи в красном небе, не важно, даже влюблённые, мило шепчущиеся под тенью сливовых деревьев, не имеют значения, потому что я с миром по разные стороны.

Проходят шок, растерянность, и я ужинаю.

Первое, что спрашивает моя сестра, Мария:

– Почему меня не хотят позвать работать моделью? Я бы накопила на силиконовые губы.

– Маме плохо. Поддержи её.

– Даша подождёт.

Она называет мать по имени, потому что не уважает её. Маша считает, что добьётся большего.

– Не хочешь спросить, что произошло?

– Или пока закачать ботокс в лоб? Мне бы богатого найти мужа.

– Ладно, не обращай внимание. Если со мной или мамой что-то случиться, не переживай.

– Ты прав. Определённо буду копить на губы.

На улице дождь. Сон ли это? Очередная игра воображения. Нет, я не сплю третий день. Мне срочно надо поплакать, но не могу. Каждый раз я стена, которую не пробить, потому что она разбита в дребезги ещё в детстве. Слёзы? Мне не жалко себя. В груди неожиданно чувствую комок. Ложная тревога! Отмена операции. Это всего лишь сконцентрированное равнодушие и заразная мысль, что любой мир – иллюзия, любая реальность – это проекция другой и так до бесконечности.