Своим остроумием выделялся майор Куницын. Время от времени он с невозмутимо серьёзным лицом отпускал всегда имевшуюся у него в запасе шутку и на пять минут отрывал своих заработавшихся коллег от важных дел. Простодушный и розовощёкий майор Грехов по причине своего небольшого роста, округлости фигуры и незлобивого характера часто подвергался веселым розыгрышам со стороны коллег, но никогда не обижался и даже смеялся над своей неловкостью. Энергичный черноглазый майор Цыганков был мастером сочинять деловые бумаги: приказы, рапорты, отчёты и донесения. Работая над документом, он старательно «скрипел» пером, выводя своим красивым почерком замысловатые фразы. Потом он перечитывал вслух написанный им текст и начинал его править, переставляя местами слова или удаляя их вовсе. При этом он закатывал глаза к потолку, точно выискивая там нужное выражение, а не найдя оного, обращался за советом к сидевшим рядом соседям.

Наставником Сергея был старший его товарищ Михаил Химичев, с которым у Сергея сложились хорошие отношения. Первые дни, когда Сергей прибыл в штаб, Михаил учил его – как в школе учитель – писать буквы, и Сергей на разлинованном ватмане тренировал с утра до вечера руку, переписывая с образца мелким шрифтом целые страницы. Необходимо было выработать схожесть почерка, чтобы на будущее в документах не было видно разности рук. Михаил был смугл и черноволос, словно имел примесь цыганской крови, стриг волосы «под горшок» и был похож на писаря из картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».

* * *

– Вот послушай, Толя, – обратился Цыганков к сидевшему слева от него русоволосому и высокому капитану, – как лучше написать? «Командир дивизиона лично присутствовал при установке ракеты…» или «при установке ракеты командир находился непосредственно у стола…»?

– Как сам считаешь лучше – так и напиши, – отвечал, не задумываясь и не глядя на него, капитан Черных, самый молодой из офицеров, занятый важным подсчётом единиц техники.

Цыганков, по своему обыкновению, поднял голову к потолку и долго что-то бормотал себе под нос, потом сделал поправку в тексте и, отложив бумагу, откинулся на спинку стула и довольный потянулся.

– Всё!.. Закончил, японский городовой! – сказал он бодро. – Можно отдавать в печать. А тебе ещё много осталось?

Черных покачал головой, словно чего-то не мог понять.

– Что-то не складывается? – поинтересовался Цыганков.

– Не хватает одной ракеты, – озабоченно сообщил капитан, роясь на столе в бумагах и двигая папки, как будто пытаясь что-то найти.

– Как не хватает? – не понял Цыганков.

Он опустился на стул, положил перед собой папку с донесением и стал натягивать на себя китель, до этого висевший на спинке стула.

– Что, ракету потеряли? – испуганно поднял брови Грехов. – Не может такого быть. Вы что такое говорите?

– Товарищ Миша, наука знает много примеров, когда бывает даже то, чего не может быть, – поправил его капитан Черных невозмутимо спокойным голосом.

Оторвавшись от своего отчёта, ироничный и прозорливый Куницын с интересом уставился на капитана.

– Из хранилищ второго дивизиона Пружанского полка выкатили четыре ракеты, – сухо докладывал Черных, – поставили на стартовые столы, подкатили заправщик, потом поступила вводная об упреждающем ударе противника, личный состав батареи побежал в укрытие… А когда дали команду «отбой» – одной ракеты на старте не обнаружили…

– Куда ж она могла деться? Ударной волной снесло, что ли? – спросил растерянно Грехов.

– Если бы снесло ударной волной, то она исчезла бы вместе со столом.

– А стол что, на месте остался? – на всякий случай уточнил Грехов