Причиной перевода в штаб стали «Боевые листки», которые Сергей оформлял каждую неделю, выписывая текст изящным архитектурным шрифтом. Из штаба в «учебку» пришёл запрос на специалиста, владеющего шрифтом, и выбор пал на Сергея.
Комендантская рота, обслуживавшая штаб дивизии, была разношёрстна по своему составу. Были в ней водители штабных машин, были музыканты оркестра, отделение химзащиты, связисты-шифровальщики, секретчик Оберенко, два комсомольских активиста из политотдела, три писаря и вечно пьяный ветеринар Дубичев, в одиночку справлявшийся с запасами выделяемого для дезинфекции спирта, – всего около шестидесяти человек. Распорядок дня личного состава был у каждого свой, и потому в славном гвардейском подразделении, возглавляемом бесцветно-рыжим и угрюмым капитаном Пещеровым, никаких строевых подготовок, а также спортивных занятий не проводилось. Но если по случаю какого-нибудь праздника командир дивизии – генерал-майор Глущенко назначал строевой смотр, то комендантская рота умела показать своё мастерство, а его, как утверждал Дубичев, не пропьёшь.
Раз в две недели капитан Пещеров проводил в роте политзанятия. Всё остальное время он обитал в автопарке, так как нёс личную ответственность за состояние машин. Внутренняя жизнь роты со всеми хозяйственными заботами лежала на погонах прапорщика Палия и старшего сержанта срочной службы, маленького и неказистого Лирныка. В отличие от старшины Куценко, вид у старшего сержанта всегда был такой, как будто он только что вылез из-под телеги, где, заеденный мухами, укрывался от палящего солнца. Многое, что бросалось в глаза Сергею в его новом коллективе, порою вызывало удивление, порою – возмущало, но неизменно укрепляло в нём догадку о несовершенстве мира.
Комендантская рота была освобождена от нарядов на кухню. Это была её привилегия, но однажды, уже зимой, привилегию на время отменили. Всего на два месяца, но Сергею эти месяцы запомнились на всю жизнь.
Каждый день рота должна была посылать одного человека на кухню в солдатскую столовую, в которой питался весь личный состав Северного городка. Тот, на кого падал жребий, шёл в столовую как обречённый, отданный в жертву на съедение дракону. Шесть раз такой жертвою становился Сергей. Каждый раз, когда прапорщик Палий за сутки до дежурства оглашал список назначенных в наряд и Сергею выпадало идти на кухню, он воспринимал это назначение как смертный приговор и весь день пребывал в состоянии обречённого. После обеда в четыре часа он брёл в столовую и, приняв смену, надевал переходящий, как вымпел, промасленный и почти чёрный от грязи защитный «скафандр», стоявший в углу посудомоечной. Так в шутку солдаты называли жёсткую, как пожарный рукав, брезентовую робу, в которой полагалось работать у ванны с кипятком. Каждый раз, идя в наряд на кухню, Сергей уже заранее знал, что его распределят именно туда – в эту жуткую посудомойку. Новичкам всегда достаётся самое трудное – таков закон службы.
Столовая была рассчитана на пятьсот человек, это означало, что после каждого приёма пищи нужно было вычистить и перемыть пятьсот алюминиевых мисок и такое же количество кружек и ложек. Вся эта груда металла сваливалась в ванну с кипятком, откуда потом голыми руками выхватывались миски и кружки и выкладывались на стол. После смены руки ещё сутки «горели», а иногда на пальцах сходила кожа.
Уже после службы, когда Сергей учился в институте, он, приходя в студенческую столовую, с содроганием вспоминал свои шесть нарядов и с удивлением смотрел на добровольно работающий там персонал.