«Ты одно из самых лучших моих творений. Как я могу не любить тебя?»

«Тогда еще больше не понимаю…»

«…У родителей двое детей: один – нормальный, а другой – калека. Обоих они породили, обоих любят, но перед тем, кто убог, чувствуют свою вину и потому изо всех сил стараются сделать его жизнь лучше и этим оправдать себя хоть как-то за то, что он ущербный. А с того, кому все дано, и спрос больше, и ноша тяжелей, и надежды весомей…»

«А, так все крутые – дети-уроды?»

Он усмехнулся:

«Нет, не все. Есть люди, идущие абсолютно правильным путем, им воздается при жизни!»

«Мне не нужно воздаяний. Я бы хотела быть собой, но легкой, как мотылек. Не обремененной раздумьями, страданиями, сомнениями…»

«Такой ты была много жизней назад, красивой и бездумной, на более низком уровне».

Она вспомнила многоуровневые игры-«ходилки», в которые, как дуры, они играли со Светкой, по приколу.

«А, так Ты компьютерный гений».

«В какой-то степени – да».

«Ты хочешь дать мне новую программу?»

«Нет, я хочу сказать, что я тебя очень люблю. С такими, как ты, я делаю мир лучше: мир, где нет зла, зависти, горя, болезней, старости… Есть любовь, красота, доброта и разум».

«Так я могу сказать Сиду, чтоб он не мучился, что совершает грех, вмешиваясь в мироздание, что Ты его руками и умом поправляешь несовершенные стороны жизни…»

Он вновь стал немым старцем. Поднес воды к ее губам, она глотнула, закрыла глаза от блаженства и неги, растекающейся по всему телу, а когда подняла веки, увидела монастырскую келью.

4

– Когда ты ко мне прикасаешься, во мне начинают вздрагивать тысячи колокольчиков, – это Ника, девочка Ника, безумно красивая, трогательно юная.

– Слушай, ну сколько можно сопли жевать! Давай звони своему Строеву. Крути его по полной. Ты обещала мне помочь. Ну!.. Грины нужны как воздух, – это Тот, Кого Любила Ника, Когда Была Ханной.

– Я принесу тебе деньги. Отвечаю. Ты не волнуйся. «„Будет тебе новое корыто“, – изрекла водоплавающая героиня сказки Пушкина и осушила флакон „Хеннесси“». – Ника иллюстрировала действиями последнюю фразу про недешевый коньяк.

Ради Того, Кого Любила Ханна, она сбежала от Сида, хотя ей ежечасно нужно было находиться под врачебным контролем. Хотела быть рядом с ним, ведь теперь не стало главного препятствия – пропасти из двадцати лет. Когда этот красивый мальчик посвящал Ханне обалденно талантливые стихи, устраивал перформанс с внезапным появлением цветочниц с орхидеями, стоял под окнами каждое утро, как верный пес, рисовал ее портреты-граффити на стенах окрестных домов, она, напугавшись искренности юных чувств, попыталась избегать его, не оставляя «Ромео» ни малейшей надежды. Но однажды с сожалением ощутила, что начинает любить. С сожалением, потому что двадцать лет – это двадцать лет.

«Ага, трахаться с богатыми папиками за деньги – легко, непринужденно и просто, а быть с любимым, но молодым, бесплатно – это ей в лом, да?» – циничные «Два в одном».

Представьте себе, что у столь прожженной дамы так оно и вышло. Объясняю почему. Бывает, женщина чиста и непорочна, но на месте того клочка души, который отвечает за любовь – пустырь, выжженный напрочь. Кто-то на нем смачно потоптался, теперь там ничего не растет – пепелище. Ханна являла собой образец, полярный нарисованному выше. Никого, никогда не любя, не впуская в свое сердце дальше порога, она сохранила эту часть души в девственном виде, готовой расцвести садами Семирамиды или там какими-нибудь райскими кущами. Дендрарий кустился, цвел и почковался, а комплексы пожилой красавицы заставляли бежать от себя прочь, пока чудотворное явление Сида не обернулось панацеей.