– Но почему?

– Я не спрашивал. Мне было стыдно – даже при том, что я не мог знать, как все обернется. Я ведь желал ему только смерти, но не мучений.

– А почему погиб ваш отец?

– Из-за моста! Отец погиб из-за моста. Он долго уговаривал самых главных начальников – тех, у кого лица желтые, как старая бумага. Наконец, они поверили, что Левому Городу крышка, и нужно переселять оттуда жителей. На восточной окраине стали строить новые дома для переселенцев. Но отец на том не успокоился: он день за днем втолковывал желтунам, что Город может защитить только Река, и поэтому мост должен быть взорван. И вроде бы, поначалу желтуны соглашались, но вдруг, в один прекрасный день, заупрямился самый главный желтун в Городе. Градодержец наговорил всякой чепухи, заявил, что мост так украшает Город, что разломать его он никому не позволит. Отец вернулся домой в отчаянии и, не сдержавшись, сказал, что градодержец повредился умом, а затем пробурчал себе под нос: «Знаю я, отлично знаю, кто ему нашептал. Это – он, конечно, это – он!» «Папа, о ком ты говоришь?» – спросил я. «Это – Продавец Песка! Недаром он вчера появился в Городе, ох недаром! В доме градодержца он – всегда желанный гость. Но я ему не позволю. Нет, я ему не позволю!», – отец говорил, словно сам с собой, но вдруг посмотрел мне в глаза и сказал: «Сын, берегись Продавца Песка! И если случится большая беда, знай: ее имя – Продавец Песка!» А потом в доме настали тяжелые дни: отец мрачно молчал, о чем-то неотступно думая. Мы с матерью знали, что, когда он такой, не́ черта его расспрашивать. И однажды посреди ночи Город проснулся от страшного взрыва. Отца дома не оказалось. Двое ночных донимал сказали, что остановили его на пути к мосту, но рассмотрев его документ, откозыряли и двинулись дальше. Вскоре раздался грохот, вспыхнуло огромное пламя, и середины моста не стало. Река унесла обломки, а с ними, конечно же, и тело отца, потому что больше его никто никогда не видел…

Эми думал о Себастьяне. Куда же все-таки деваются те, про кого говорят, что они умерли? То, что, лежало тогда в длинном ящике, не было Себастьяном. Нет, конечно же, не было! И с языка его вдруг сорвалось:

– Вы думаете, вашего отца вообще больше нет нигде? – Он тут же смутился от своего вопроса, но Савелий ответил очень серьезно:

– Нет, Эми, я так не думаю. Я не знаю, где он, но где-то он есть. Только вопрос для меня не в том, где он, а в том, увидимся ли мы. А что думаешь об этом ты?

Эми вспомнился его сон: зеленая белка с лицом синеглазой девочки говорит ему: «Верь, что отец улетел, и его ты когда-нибудь встретишь». И он сказал твердо:

– Я увижусь с моим отцом.

– Это чертовски хорошо, Эми! – Глаза Савелия сверкнули: – Это хорошо, потому что тогда тебе ничто не страшно: ни горькуты, ни самые желтые желтуны.

– А ваш отец… – Эми замялся, – он… он ведь не был желтуном?

– Черт возьми, конечно, нет! Почему ты спросил? – удивился Савелий.

– Вы сказали, что вашего отца сделали важным донималой с красными погонами. Я думал, что важными начальниками бывают только желтуны.

– Так и есть, – усмехнулся старатель. – Мой отец был редкостью среди начальников: он никогда не хотел быть начальником. Его лицо не могло пожелтеть.

– Значит, желтеют те, кто хотят стать начальниками? Поэтому они желтые?

– Немножко не так. Они делаются начальниками и желтеют от одного и того же.

– От чего?

– От золотистых жемчужин. Эти люди до них очень жадны: они копят их, рассовывают по всем карманам и пришивают новые карманы, чтоб носить при себе побольше жемчужин. Видно, таким, как они, эти камешки, и правда, помогают исполнять мечты, черт их знает. Но жемчужины делают этих людей желтыми, как песок. И, если б только это, Эми! Известно ли тебе, кем был Мокий Первый, прежде чем стал Градодержцем?