Поняв, я немного успокоился. Но где же квартира, где же дом, где мы устроимся на ночлег? Вдруг Учитель показал рукой на стоявший перед нами мост и сказал:

– Вот наш дом.

У меня закружилась голова. Я начал думать о высотке Сан-Пабло. Под мостом лежало несколько старых изорванных матрасов. Простыни не было, а вместо одеял нас ждали старые и тоже рваные тряпки. Для питья стоял кувшин воды, стаканов не было. Нам придется пить из горла. Я никогда не видел настолько бедного человека. «И это он спас меня от самоубийства?» – подумал я.

Дело было так плохо, что возмутился даже Бартоломеу, который начинал мне нравиться. Он почесал голову, протер глаза руками, чтобы убедиться, что ему это не привиделось, и сказал:

– Начальник, мы что, и правда здесь будем жить?

Бартоломеу начал осознавать реальное положение дел. Начал понимать, что летающая тарелка отвезла его не туда. Он привык ночевать в местах получше: в сараях, в подсобках баров, даже в муниципальных приютах; но под мостом оказался впервые.

– Да, Бартоломеу, это мой дом! А нас ждет долгая-долгая ночь.

Как всегда, слова учителя имели особый смысл. Ночь будет долгой – не потому что мы будем ворочаться на неудобном матрасе, а потому что ночевать будет страшно.

На ужин был черствый хлеб и просроченные, но еще не заплесневелые пирожные. Я ненавижу фастфуд, но тут подумал, что лучше уж гамбургер, чем вот это. Пожевав немного сухого хлеба, я лег спать. Кто знает, может быть, на следующий день все это окажется просто дурным сном. Я лег на матрас, положил под голову кусок картона вместо подушки и закрыл глаза. Но сознание бурлило.

Пытаясь расслабиться, я уговаривал себя: «Успокойся. Не переживай. Ты же хотел исследовать маргинальные группы? Вот тебе отличный опыт для научной работы. Это как минимум интересный социологический опыт. Помни, что мечта без риска – это незаслуженное достижение».

Я не мог представить себе, куда попал, и только осознавал, что вышел из микрокосма учебной аудитории в космос общественной субкультуры, в мир, который мне был совсем незнаком. Я занимался социологией только в теории. Заснуть я не смог.

Тогда я попробовал другой метод: начал вспоминать события минувшего дня, переживать заново каждый полученный опыт. Я пытался думать о том, что произошло несколько часов назад. Опыт общения с этим странным человеком был столь необычен, что я все меньше думал о крыше здания и все больше о доме под мостом, все меньше о самоубийстве и все больше о нашем пути.

Тогда меня озарило: вот мой новый опыт. Я подумал, что каждому было бы полезно хотя бы на один день отправиться гулять без цели, чтобы найти утраченную связь со своим внутренним миром. Эта мысль успокоила меня. Тревожность отступила, и мне наконец удалось уменьшить мозговую активность.

Я расслабился и начал засыпать. Я понял, что мягкость кровати определяет уровень тревожности нашего сознания. Хорошо спит тот, кто до этого сам достиг спокойствия. Я начал философствовать прямо как Учитель. Я еще не знал, какой ужас ждет меня впереди. Этот матрас стал самым удобным матрасом в моей жизни.

Я проснулся в четыре часа утра. Было холодно, и дул сильный ветер. Меня разбудили отчаянные крики едва дышавшего напуганного Бартоломеу:

– Мост падает! Нас раздавит!

Мое сердце бешено забилось от страха. Я вскочил, чтобы поскорей убраться от моста.

Учитель взял меня за руку и попросил успокоиться.

– Как успокоиться, когда нам грозит смертельная опасность? – воскликнул я, вглядываясь в старые трещины моста, которые в темноте показались мне совсем свежими.