Динь-Дон!

Дом задумался, а чего это звенит звонок, если он давным-давно сломан, ну а что странного, если здесь есть призрачные люди, отчего бы не быть призрачному звонку в самом-то деле… Ин распахнула дверь и изумленно уставилась на людей в форме, эти еще откуда, тоже, что ли, жить тут будут, прямо теремок какой-то…

– День добрый, такой-то такого-то звания, вы такая-то будете?

– А… э… нет… – Ин чувствует, что пахнет жареным, и не на кухне, где на сковородке рыба лежит, а по-другому жареным, а…

– Вы здесь живете?

– А… нет… да… а…

– …погостить приехали, – не растерялся хозяин дома.

– А, да, да, к дедушке погостить… – Ин насторожилась, сейчас спросят документы на дом, которых нет, или документы на дедушку, которых тоже нет, как и самого дедушки…

– А вы… – люди в форме смотрят на хозяина.

– А я…

– Свидетельство о смерти ваше, пожалуйста.

– А… так в архиве лежит… я же его с собой не…

– …а с собой носить надо, завтра в архив сходите.

– Так воскресенье завтра.

– Ну, послезавтра.

– А послезавтра праздники начинаются на полмесяца.

– Ну… гхм… в будний день за документами сходите…

– …и нам тоже? – спросила Вранова-старшая.

– Да, и вам тоже, при себе иметь… Наведаетесь, документы заберете… Дети в доме есть?

Вранова-старшая побледнела до почти полной прозрачности:

– Э-э-э… так они же тоже… вы извините, мы свидетельства о смерти не успели…

– Но они точно мертвые? – такой-то звания такого-то недоверчиво посмотрел на подростка, прячущего за своей спиной Аняну.

– Да вы сами-то посмотрите, – захлопотала Ин, – да вы их потрогайте, вы поострите, как руки насквозь проходят, конечно, мертвые, мертвее некуда!

Кто-то какого-то звания отдернул руку, смущенно кивнул, ну да, да, вижу…

– А еще дети в доме есть?

– Да нет больше.

– Разрешите осмотреть дом?

Дом хотел потребовать ордер на обыск, но почувствовал, что не то время, и не то место, чтобы выпендриваться.

– Да… пожалуйста… чердак… книги… – дом сказал про книги, задумался, нет ли среди книг чего запрещенного, а то ведь сейчас то, что было разрешено еще вчера, может оказаться запрещено сегодня, может, уже вообще книги запретили, или чердаки, или дома, а дом не знает…

– …что в подвале?

– Так… картошку храним…

– …что-то не вижу я здесь никакой картошки…

– Так я же… бо… у… – хозяин задумался, как надо сказать, болел, или другое слово, почему-то не хочется говорить другое слово, ну пусть будет просто – «болел», а за свидетельством о смерти он обязательно сходит, можете даже не сомневаться…

– Ну что же… вы что-нибудь про пропавших девочек знаете?

– Девочек? – ахнула Вранова старшая.

– Ну да, трое уже пропали в поселке…

– Ничего себе… – Вранова старшая снова побледнела до прозрачности, – дети… вы… вы далеко не…

– Ну ма-а-ам, мы уже…

– …и все равно… далеко не… и на речку не бегайте, слышите?

– Ма-ам, да что там на речке случится-то?

– Ну… мало ли… – Вранова сама не могла объяснить, – что, у неё отложилось где-то глубоко в памяти, что на речку опасно, на речку плохо, хотя вроде никто никогда на памяти Врановой на этой речке не… и все-таки…

– Значит, ничего про пропавших не знаете? – спросил кто-то какого-то звания.

– Да сами волнуемся, – ответила Вранова, – наши-то дети вроде уже… и все-таи…

– Здесь распишитесь…

Все в доме засуетились, начали вспоминать, кто может расписываться, кто не может, наконец, вытащили Ни из ноубтука, выискали в доме хоть что-то пишущее, откуда-то из ниоткуда извлекли ручку, которой так и не разгадали столицу Хельсинки, после нескольких неудачных попыток ручка наконец вывела на бумаге неуклюжую подпись под словами, что дом осмотрен, ничего такого не обнаружено.