Слышала ли она когда-нибудь музыку? До приюта? Она не помнила. Музыка была запрещена, хотя, казалось бы, что в ней такого плохого? Чем хитросплетенья нот могут навредить чистым умам? И лучше было даже не знать ответа на этот вопрос, чтобы не тосковать об утерянной гармонии, таящейся в узорах звуков.

Пальцы удивительно легко отыскали нужные ноты, словно всегда знали свое место, невесомо скользнули по нескольким клавишам. И мозг с готовностью ответил узнаванием, подтолкнул ее кисть, заставив сложить разрозненные звуки в мелодию. Острота ощущений пронзила девушку от макушки до пяток, словно по позвоночнику пустили разряд электрического тока. Остановиться было уже не возможно: Рей оказалась во власти какого-то неизвестного ей, давно забытого, но любимого колдовства. Все преграды пали и музыка, томительная, печальная и прекрасная, пролилась в пыльном воздухе библиотеки, словно кровь из открытой раны.

Больше не существовало ничего: весь мир погас, растворившись в этом чувстве. Рей забыла о своем красном одеянии, как, впрочем, и наличии собственного тела, слившись в одно-единое с разбуженным ото сна старинным инструментом. Закончив играть, она еще долгое время сидела, уставившись в одну точку, пытаясь вернуть себе потерянное ощущение реальности.

– Целует клавиши прелестная рука; и в сером сумраке, немного розоватом, они блестят; напев на крыльях мотылька, – звук голоса за спиной девушки заставил тишину рассыпаться на множество сияющих осколков, – о, песня милая, любимая когда-то…

«И вот я чувствую, как будто колыбель

Баюкает мой дух, усталый и скорбящий» – с готовностью закончила Рей про себя и тряхнула головой. Осознание опустилось на нее ледяным облаком. Она чуть не вскрикнула, когда обернулась так резко, что крышка клавиатуры чуть не перебила ей пальцы.

Он стоял в полумраке, незнакомец из подсобки магазина. И Рей легко поверила бы в то, что дьявольская мелодия, сотворенная ею только что, вырвала из царства мертвых желанного призрака, но духи не улыбаются так насмешливо. Да и выглядел он иначе: в волосах не было пыли и обломков, а скромная черная одежда напоминала униформу охранников и водителей.

– Ты! – выдохнула она, не зная, что ей делать – радоваться или все-таки бежать, прежде чем, вымуштрованная за годы в приюте Маз привычка не дала о себе знать, – я не хотела… я… пожалуйста, не говорите никому.

А что она еще могла сказать? У нее абсолютно не было других вариантов, потому что в похожих ситуациях в своей недолгой жизни она прежде не оказывалась.

– Хорошо, – удивительно легко согласился призрак, еще шире растягивая большой рот с ровными, крупными зубами в улыбке, – я никому не скажу, если ты еще немного поиграешь.

– Я не умею, извините, – промямлила она, чудом не перепутав все буквы в словах. И отчаянно попыталась ретироваться, но сильные пальцы сжали ее запястье. Мужчина решительно потянул девушку к роялю и, надавив ей на плечи, заставил усесться обратно на стульчик перед ним.

Рей уже было хотела начать возмущаться тем, что он вообще смеет прикасаться к ней и напомнить, что за подобные вольности они оба могут поплатиться головами в буквальном смысле, но вспомнила их первую встречу в супермаркете. Тогда незнакомца это мало волновало, вряд ли с того момента что-то изменилось. Запоздало Рей предположила, что он, кем бы он ни был, вероятно, не узнал ее. Сложно узнать служанку, когда все они выглядят практически одинаково. Призрак не торопился ничего объяснять, он снова открыл крышку и положил руки девушки на клавиатуру. Его аристократически-длинные пальцы скользнули на следующую октаву и быстро повторили сплетение нот, воспроизведенное Рей мгновениями ранее, правда куда более уверенно и с большей интенсивностью.