Мейзан не ожидал такого исхода. Эти солдаты не были подготовленными бойцами или опытными ченнелерами. Во время вербовки Калдрав явно стал отдавать предпочтение количеству, а не качеству.

Маленькая фигура бросилась на него, отчаянно размахивая ржавым топором. В прорези шлема Мейзан разглядел полные ужаса глаза мальчика, которого приметил в самом начале. Он тоже был изувечен ритуальными шрамами своего клана.

Мейзан вспомнил себя пару лет назад, испуганного и одинокого, после того как вражеский клан напал на него из засады за пределами деревни. Товарищи спасли его и уничтожили нападавших.

Но этот мальчик не принадлежал к Канджаллену. Мейзан уклонился от топора и нанес стремительный удар ногой по шее нападавшего, сбив его с ног. Времени на милосердие не было, как и на жалость.

Оставалось всего два солдата. Трусы, которые держались в стороне и ждали, пока остальные измотают его. Мейзан снова погрузился в неистовую бурю своих хитронов. Он бросился на врагов с диким оскалом. Как и все мэлини, они не могли умереть, но страдали до тех пор, пока не превращались в бесформенную кучу, а их раздробленные кости и трепещущая плоть не были втоптаны в грязь.

Бой закончился почти так же быстро, как и начался. Мейзан окинул взглядом место боя: его хитроны еще жаждали крови. Канны и напавших на нее солдат не было видно, но она оставила за собой след разрушений, по которому можно было ее отследить.

Мейзан развязал путы, и хитроны Мэлина сползли с него, словно слой мертвой кожи. Он моргнул и еще раз окинул взглядом тела. Двое оказались изуродованы до неузнаваемости.

Они не умрут, ведь их тела невосприимчивы к смерти, однако им потребуется очень много времени, чтобы восстановиться. Вместо мгновенной смерти они будут мучиться в агонии десятилетиями, если только один из этих мягкосердечных балансиров не найдет их и не исцелит.

«Это все сделал я. – Чувство вины скрутило Мейзана, когда он смотрел на тела. – Но как?»

Он помнил только, как ударил мальчика ногой и вырубил его, но остальная часть боя расплывалась в памяти.

Он мог просто вырубить остальных солдат на несколько часов, но он сделал больше, чем следовало. Намного больше. Прилив адреналина и покалывание хитронов говорили Мейзану о том, что он получал от этого удовольствие.

Может, теперь проклятые неудачники научатся не нападать на тех, кто носит символ Канджаллена.

«Что сделано, то сделано. Не то чтобы я мог исцелить их или попытаться что-то изменить».

Отбросив угрызения совести, Мейзан отправился через лес в поисках своего вождя.

На третий день заключения Айна все-таки решила посетить святилище. Она была не очень религиозной. Чаще проклинала богов, чем молилась им. Но в то утро появилась группа паломников из Тахамура с подношениями для богов в виде кокосовой помадки, посыпанной кусочками фисташек, и этих восхитительных желтых молочных шариков с шафраном и сахаром.

В Мэлине не делали таких сладостей. Айна неделями обходилась без нормальной еды, питаясь объедками или голодая до тех пор, пока желудок не начинал кровоточить. Аро хорошо кормил ее во время заключения, однако решил оставить без тахамурийских сладостей, настаивая на том, что сначала их должны отведать боги. Как будто кучка вонючих статуй чем-то может наслаждаться…

Айна вошла в святилище, и ее сразу же обдало ароматами свежих астр и глицинии. Само помещение представляло собой квадратную комнату из белого известняка, в каждом углу которой стояла статуя одного из четырех сейтериусов – планетарных зверей, которым поклонялись во всех королевствах. Сейтериусы были богами и богинями и, по преданию, использовали силы своих хитронов, чтобы создать вселенную. А в центре комнаты, священнее любой статуи, возвышалась пирамида из бело-желтых сладостей.