Проснулся Максим оттого, что кто-то потрепал его за плечо.

– Спишь так, как будто тысячу лет пешком шел. Примерь-ка одежу, – протянул Максиму Жрец ярко расшитую рубаху.

– Пьер Карден, – весело прокомментировал Смыслов, – а парфюмчика никакого не найдется?

– Глеб, не смеха ради ты здесь. О нашем разговоре знаем только ты и я. Князь спросит о тебе, но только завтра. А соплеменникам ни о чем знать не надо. Пока.

Максим понимающе кивнул головой, переоделся и вышел вслед за Жрецом из капища.

Теплый ночной ветерок ласково щекотал ноздри, донося запах яств и жареного мяса. Чистое небо открывало перед взором россыпь звезд, и воздух казался необыкновенно чистым, вкусным, густым.

«После Москвы это не воздух, а эликсир жизни, – подумал Максим. – В Москве сейчас снег идет», – и сам улыбнулся своей мысли, похожей на размышления русского туриста, отдыхающего на зимних каникулах где-нибудь в Таиланде или на Бали.

– Люди сейчас к капищу придут, требы и жертвы бескровные принесут. Богов славить будут. Ты в стороне стой, так чтобы свет от факелов не освещал тебя. Веди себя незаметно, говори поменьше. А если уж придется, то думай, что говоришь, Пьер Карден, – проинструктировал Дедята, как когда-то на армейских сборах взводный.

Максим и подумать не мог, что в таком компактно обустроенном городе проживает столько народу. Шли и стар, и млад. Город осветился факелами, и ночные улицы наполнились гулом и смехом праздного люда. «У нас так на футбол фанаты ходят», – подумал Максим и улыбнулся столь нелепому сравнению, относящемуся к разным событиям и разному времени, но столь схожим внешне. Прошел Князь с дружиною, вельможи знатные, люд простой. Храм наполнялся людской толпой и казался Максиму резиновым. Перед воротами в храм остановилась девица и, нервно оглядываясь по сторонам, внимательно всматривалась в сумерки. Максиму показалась, что она увидела его, скорее, его силуэт, остановила свой пристальный взгляд на нем и прошла в храм.

Отпев славы богам и возложив жертвы, народ вывалил из капища. Кто-то остался на площади, угощаясь яствами и ведя беседы, а молодые девчата и парни стали спускаться к реке. Максим все еще находился в небольшом удалении от капища, в своем укрытии под кроной столетнего вяза. Ему казалось, что он остается незамеченным. Оставалось дождаться Дедяту и следовать дальнейшим инструкциям. И вдруг кто-то, как мышь, проскользнул тенью, стремительно приблизившись к нему. Максим узнал ее по силуэту. Это была та девушка, которая остановилась у ворот капища.

– Глебушка, – горячо прошептала она и упала в его объятия.

«На этот счет инструкций не было», – подумал Максим, но с готовностью спасателя Малибу прижал девушку к себе.

– Пойдем к реке, я венок сплету и желание загадаю, чтобы бог Купала благословил нас, – девушка залилась звонким смехом и, увлекая за собой Максима, побежала к реке.

Огромное кострище поднималось вверх на два человеческих роста и озаряло все пространство вокруг: реку и пускающих венки со свечами девушек, хоровод и стоящих поодаль грозных кумиров русских богов. Парубки, молодые парни, коим еще не исполнился двадцать один год и кои еще не считались воинами и мужами, способными продлить род, прыгали сквозь огонь, демонстрируя девчатам свою удаль.

Подойдя поближе к костру, Максим наконец смог рассмотреть ее: тёмно-русая, зеленоглазая красавица глядела в его глаза спокойным любящим взором. Небольшой прямой нос, чуть припухшие красивые губы, волевой взор. «Господи, где я ее видел?!» – пронеслось у него в голове.

Красавица вдруг выпустила свои руки из рук Максима и стремительно исчезла в темноте. Прошло немало времени, прежде чем она появилась, торжественно коронуя венком голову Максима.