Нельзя поэтому согласиться с Ю. Боревым, который пишет: «Теория смешного Аристотеля явилась теоретическим обоснованием „комедии характеров“» [24]. Как раз наоборот: для Аристотеля первичен не характер, первично действие.

Другой вопрос, решаемый Аристотелем, это вопрос о правдоподобии изображаемого. «Должно составлять фабулы и обрабатывать их по отношению к словесному выражению, как можно живее представляя их перед своими глазами» [25]. Однако выражение «как можно живее» не следует понимать в том смысле, что поэт должен просто как можно точнее копировать жизнь. Дело много сложнее. «Задача поэта,– пишет Аристотель,– говорить не о действительно случившемся, но о том, что могло бы случиться, следовательно, о возможном по вероятности или о необходимости» [26]. «Относительно комедии это уже очевидно: именно сложив фабулу по законам вероятности, поэт таким образом представляет любые имена, не пишет… на отдельных лиц» [27]. В этом отношении поэт противопоставляется историку. «Поэт говорит больше об общем, историк о единичном» [28]. Таким образом, «законы вероятности» относятся к области творческого мастерства. Аристотель допускает даже, что «вероятно, чтобы многое случалось и вопреки вероятности» [29]. Этим открывается свобода фантазии, но не необузданной, а «по законам вероятности». Понятие «по законам вероятности» Аристотель не уточняет, но в этом и нет необходимости. Мы еще будем иметь случай к этим словам вернуться.

Аристотель оказал значительное влияние на развитие европейской эстетической мысли и оказывает по сегодняшний день. Многие делали себе из Аристотеля единомышленника. Обычно это делается путем приведения одной-двух фраз (а иногда и без всяких ссылок). Мы пытались изложить учение Аристотеля о комедии и комическом по возможности беспристрастно и полно. Оно как будто слагается из разрозненных мыслей, но на самом деле представляет собой стройную и цельную систему. Вся значительность его мыслей может быть оценена только при подробной разработке поэтического материала не только Античности, но и позднейших веков вплоть до современности.

Мы минуем философов Средневековья и эпохи Возрождения и гуманизма, а также мыслителей XVII и первой половины XVIII в. Здесь могли бы стоять имена Эразма Роттердамского, Паскаля, Гоббса, Буало, Дидро, Лессинга и др. Их мысли, несомненно, заслуживают внимания сами по себе, но здесь мы можем останавливаться только на наиболее значительных, показательных и наиболее актуальных по сегодняшний день теориях [30].

Из всей области эстетики комического нас преимущественно будет интересовать один вопрос, а именно вопрос о том, как понимали и как определяли, в чем, собственно, состоит сущность комического. Область теории комического столь огромна и многогранна, история этого вопроса столь широка, что надо ограничить себя рассмотрением только главнейших, решающих вопросов. Различные вопросы второй очереди решаются в зависимости от того, как будет решен этот основной, главнейший вопрос.

Остановиться следует на теории комического, созданной Кантом. Минуя некоторые ранние высказывания Канта в статье 1764 г. «Наблюдения над чувством возвышенного и прекрасного» [31] и в «Приложении» к ней, где имеются мимоходом брошенные замечания о том, что может стать предметом комедии и о характере смеха, мы прямо обратимся к «Критике способности суждения» (1790) [32], которая уже содержит теорию комического.

Выше указывалось на то влияние, которое на развитие эстетики оказал Аристотель. Кант оказался вне этого влияния. Он не противопоставляет, как это делает Аристотель, понятия комического и трагического. Кант понимает предмет эстетики как учение о возвышенном и прекрасном. Но комическое, по Канту, ни к области возвышенного, ни к области прекрасного не относится. После разделов, озаглавленных «Аналитика прекрасного» (§1–22) и «Аналитика возвышенного» (§23–53) он делает примечания (§54), и здесь, как бы вынося этот вопрос за скобки, трактует проблему комического. Примечание это невелико по размерам, но оно имеет большое значение. Центральное место этого примечания в буквальном переводе гласит так: «Во всем, что должно возбуждать живой, сотрясающий смех, должно иметься нечто, противоречащее смыслу (Widersinniges), в чем, следовательно, разум как таковой не может находить удовольствия. Смех есть аффект, проистекающий из внезапного превращения напряженного ожидания в ничто (разрядка Канта)»