Поэтому построение понятий и аксиом через истинную индукцию является надежным средством обеспечения достоверности знания, опирающегося на твердое основание – опыт.

Таким образом, по мнению Ф. Бэкона, индукция единственный способ обеспечения достоверности знания. Без индукции и за её пределами она (достоверность) невозможна. Это означает определенность границ достоверного знания непосредственной достоверностью.

Однако «жаден человеческий разум. Он не может ни остановиться, ни пребывать в покое, а порывается всё дальше, ……но он идет и заблуждается»18.

Ум за указанным пределом оказывается бессилен, «ведет к гораздо более вредным результатам в раскрытии причин… попадает к тому, что ближе к нему …. К конечным причинам, которые имеют своим источником скорее природу человека, нежели природу вселенной»19, что приводит к искажению уже философии. Аристотель, подчёркивает Ф. Бэкон, совершенно передал натуральную философию логике и сделал её почти бесполезной, так как построил мир из категорий, много приписал природе по своему произволу, отдавая и подчиняя мир человеческим чувствованиям, а умствование слову20. Поэтому, делает вывод Ф. Бэкон, «То, что до сих пор открыто науками, почти целиком относится к области обычных понятий. Для того, чтобы проникнуть в глубь, и вдаль природы, необходимо более верным и осторожным путём отвлекать от вещей как от понятия, так и аксиомы, и вообще необходима лучшая более надёжная работа разума»21.

Необходимо приложить к частностям очищенный разум, дать разуму понятия с целью создания философии22.

Природа человека и природа вселенной сложное соотношение, требующее обособленного анализа. Говоря об их соотношении, как конечного и бесконечного, вряд ли сегодня есть достаточные основания, не отождествляя человеческого индивида (который конечен) с человечеством, как элементом бесконечной вселенной, считать человечество конечным. Хотя мысль о разграничении природы человека и природы вселенной заслуживает внимания с точки зрения теории познания и мышления.

Вопрос о достоверности знания, как мы видим, у Бэкона решается на уровне достоверности только непосредственного знания, знания, опирающегося на частное, единичное. Технологии непосредственного знания, преодолевающего бессилие рассудочного ума, ему, как и его современникам, ещё не были известны. Как показал впоследствии Гегель, «разум человеческий» не жаден, а свободен. Именно поэтому он «не может ни останавливаться, ни пребывать в покое».

Ф. Бэкон жестко ставит вопрос о «построении понятий». «Ни в логике, ни в физике, подчеркивает он, нет ничего здорового. «Субстанция», «качество», «действие», «страдание», даже «бытие» не являются хорошими понятиями, ещё менее «тяжелое» и «легкое», «разделенное», «влажное», «сухое», «разложение», «отталкивание», «элемент», «материя», «форма», и прочие такого рода. Они все вымышлены и плохо определены.

Понятия низких видов – «человек», «собака», «голубь» и непосредственных восприятий чувства: «жар», «холод», «белое» и «черное» не обманывают нас явно, но и они становятся иногда смутными из-за текучести материи и смешения вещей»23.

В физике Аристотеля, по мнению Ф. Бэкона, нет ничего, кроме звучных диалектических слов, а опыт он притягивает к своим мнениям, как пленника. По мнению Ф. Бэкона, уклонений и произвола не меньше и в построении аксиом, чем в образовании понятий, а диалектика и предвосхищение уместны в науках, основанных на мнениях и воззрениях, ибо их дело достигать согласия, а не знания.

По существу, в данном случае речь идет о критике сложившегося и обойденного в учении Аристотеля, по мнению Ф. Бэкона, пути познания природы и разума.