Таким образом, эмпирический вопрос решается логическим путем, только в сознании. Решение оказывается основанным на неизбежности предположения, допущения, опирающегося на закон причинности, а не на опыт. Противоречие разрешается не практически на основе опыта, а чисто логически, что подтверждает аристотелевский тезис «проблема не в вещах, а в нашем разумении».

«Метафизика» и «О душе» Аристотеля по большому счёту являлись обоснованием и осуществлением формально-логического рационального мышления в формате рассудка. Это был просто гигантский шаг в познании мышления, которым был обеспечен переход от принципа «подобное познаётся подобным» (земля видится землёю, вода водою т. д.), свойственного, как это доказывает Аристотель, древним мудрецам, включая Платона, к пониманию самостоятельности мышления, которое уже Платоном рассматривалось как способ непосредственного познания истины в формате «припоминания», находящегося в вечном, истинном и постоянном мире идей.

Особенности формально-логического мышления в названных работах Аристотеля проявляют себя в самой структуре этих произведений, в чёткой постановке вопросов, подлежащих рассмотрению, перечень которых предварительно составлялся перед началом исследования, а само исследование представляет собой последовательный переход от одного вопроса к другому, опирающийся сначала на мнения предшествующих мыслителей, затем следовало обоснование рассудочных определений, как обобщение представлений, получаемых душой посредством ощущений, становящихся затем основой для составления суждений и умозаключений, в конечном итоге составляющих формально-логическое мышление, в котором истина связывается с непосредственностью единичного, выступающей уже в новом виде – не как единичности сами по себе, как она понималась до Аристотеля, а как реальные общие, но тоже, наличные, свойства единичностей, становящиеся основой для их классификации по родам и видам.

Таким образом, общая схема мышления здесь выглядит следующим образом: предмет – материя ощущение – представление – определение сущности как формы, каждый элемент которой исследуется конкретно и в отдельности. В качестве связующих элементов в этой схеме часто употребляются термины «очевидно», «само собой разумеется», «ясно», а в качестве оснований для доказывания общепринятые истины, аксиомы. Знание по преимуществу получается методом непосредственного наблюдения, восприятия, что рассматривается как условие его истинности.

Разделив учение об уме на учение о теле и душе, преимущественно в их разделении, Аристотель не ставит в центр внимания непосредственного предмета исследование человека как выражение единства души и тела. О нём он говорит преимущественно косвенно, при рассмотрении отдельных аспектов взаимодействия души и тела, что делает само присутствие человека в его формальной логике достаточно иллюзорным. Тем самым формализуется и мышление, рассматриваемое вне его единства с телом, ибо мыслит и действует именно человек, а не тело или душа, отдельно взятые, либо формально-логически соединённые. Поэтому мы получаем не живое мышление, а совокупность правил, соблюдение которых уже не является собственно мышлением, а скорее обособленной от него технологией, имеющей собственные законы функционирования.

Это находит своё выражение в понимании им сущности вещей как нахождении ими своей формы, фиксируемой в их определении как цель (выше уже говорилось об определении им дома как укрытия для спасения человека от дождя, холода и жары, что, понятно, может быть лишь одной из сторон, характеризующих целевое назначение дома). Своей внешней стороной в таком её истолковании она выступает логикой нахождения сущности вещи, как видим, далеко не исчерпывающей, не вбирающей в себя всей полноты проявлений дома. Ведь когда дом построен, строительство прекращается, а именно строительство здесь выражает живую мысль, её движение. Описание строительства не есть мышление как таковое. Так обстоит дело и с описанием мышления и самим мышлением. Получатся, что Аристотель не знает живого мышления, которое исчезает в разработанной им технологии представления, суждения, умозаключения и т.п., формально-логического мышления, продолжая отождествлять себя с ней. Тем самым, между изучаемой вещью, проблемой и познанием возникает вторая серьёзная пропасть, иллюзорно, а не фактически преодолеваемая. Создаётся видимость вещи вместо действительной вещи. При этом формальная логика оказывается виновной в подмене подлинной вещи её видимостью.