После такого знакомства мне самому стало любопытно узнать, как и чем живет эта старуха. Я думал над тем, как смогу попасть к ней в убежище. Нужно было принести что-то тяжелое, что она не сможет унести. Тогда я притащил пятикилограммовую сетку картошки. Она открыла дверь с тем же сердитым лицом, посмотрела на меня, на сетку с картошкой, сложила руки на груди и снова уставилась на меня.

– Что тебе нужно, бичико^>4? Ты из этих, как они там… волонтеров?

Я стоял на пороге и объяснял ей, что я не волонтер, а живу двумя этажами ниже и прихожу только потому, что мама заставляет. Подумал, пусть видит, мне тоже это не по кайфу. Старуха все еще стояла, скрестив руки, изучала меня из-под нависших век через узкие щелочки, морщинистая, худая и ровная. Выслушав меня, она пожевала губы и, отведя взгляд в сторону, сказала:

– Ладно, заходи, бичико, – она отошла в сторонку, пропустила меня внутрь. – Раз уж ты приволокся… не тащить обратно.

Занося картошку ей в комнату, я рассчитывал оказаться в крысиной норе, море мусора, зверинце линялых котов с невыносимой вонью мочи и дерьма; в гниющей коробке без электричества с кусками картона в окне. Ведь именно так живут выжившие из ума старухи, подавшиеся в затворничество? Такого я не ожидал увидеть. Я оказался в небольшой светлой комнате, разделенной на кухню и зону отдыха. На стенах навесные шкафчики, электроплитка на две конфорки, посудные полотенца и прихватки на крючках, связка сушеного перца, а на полках штук сто баночек со всякой всячиной. Прямо как у моей бабули. Слева диван с застилкой в народный орнамент, книжная полка и швейная машинка в углу. На стене черно-белые фотографии в деревянных рамках, в углу – икона.

Пахло абрикосами в середине декабря. Я всегда подмечаю запахи в новых местах. И здесь, в тесной комнатушке, пахло куда приятней, чем в просторной квартире Вано, пропитанной освежителем и отбеливателем. Я поставил сетку у кухонного стола, Манана налила стакан киселя. Вот чем пахло. Сел в кресло с расшитыми подушками и отпивал маленькими глотками. В меру густой и сладкий. Я смаковал абрикосовый кисель, хотя всегда их ненавидел. Она осталась за кухонным столом и поглядывала в разрисованное морозом окно. Выглядела она задумчиво и совсем не по-ведьмовски – обычная старуха, только высокая и с прямой спиной.

– Покажи, где у тебя целый карман, – сказала она, хмурясь. – Чтоб без дырок.

Я показал на тот, что был у меня в балахоне. Она положила в него 3 лари и медленно застегнула молнию.

– Передай своей маме мою благодарность. За заботу. И еще, больше не приходи. Понял?

Если раньше я не писал, кем работает мама, то теперь самое время. Сейчас она работает швеей. На фабрике, где она собирала мебель, приходилось всю смену работать на ногах. У нее появились проблемы со спиной, вот почему она ушла. Ее нынешняя работа немногим лучше, но хоть тяжести не нужно носить.

Знаешь, когда я смотрю на маму, измученную работой и вечными заботами, я пытаюсь представить, как бы она выглядела, будь у нее другая жизнь. Я смотрю на женщин ее возраста и вижу свежие лица, приподнятые уголки губ, блеск в глазах. Честно, мне обидно.

В последнее время она много курит, действительно много. Ходячая машина по переработке кофе и сигарет. Что-то ее изводит, вижу по глазам, она чаще всего отводит их в сторону, будто стыдится. Мама не хочет это со мной обсуждать и, если я не отстаю, бросается в слезы, берет сигареты и запирается в туалете.

Если тебе интересно знать, как для меня прошла неделя, то в принципе ничего нового. По литературе мы проходим творчество Булата Окуджавы