– Что тебе не нравится в Пушкине? – спросил Максим.

– Дело не в том, что нам не нравится Пушкин, а в том, что ты мучаешь нас своим «пением» уже больше часа, и это начинает надоедать, – ответил Александр, собирая стаканы в ведро.

– Она такая красивая, у нее очень глубокий взгляд. Я рад, что мы наконец-то можем быть вместе, – ответил Максим, направляясь к балкону, где должна была спать Анастасия.

– Мы тоже рады за тебя, только заканчивай уже, – сухо ответил Федор, снова прикуривая сигарету и садясь на один из стульев.

В это время из дома вышла Анастасия в белой короткой ночной рубашке, украшенной кружевами. Ее слегка вьющиеся волосы рассыпались по голове. Она босиком выбежала на влажный от росы деревянный пол и подошла к Максу.

– Долго мне тебя ждать? – обеспокоенно спросила она.

– Еще полчаса, мы должны убрать со стола, а потом я приду к тебе.

– Максик…

Федор поднялся со стула и подошел к молодоженам. Он посмотрел на них и затушил сигарету. Не мог на них больше смотреть, не мог смотреть на их счастливую любовь.

– Иди, Макс. Мы как-нибудь справимся, – сказал он другу и, развернувшись, пошел помогать убираться.

– Спасибо, – воскликнул Макс и в ту же минуту, торопливо взяв жену на руки, направился в глубину дома.

На входе их пропустил Миша с огромной металлической миской, в которой они заносили в дом посуду и еду. Его рубашка была мокрая, ведь он помогал Гаянэ мыть посуду. Когда молодожены скрылись в комнатах, он подошел и поставил миску на стол.

– Я что-то пропустил? – спросил Миша, глядя на свет, горевший в комнате «молодых».

– Кроме любовных страданий молодожёнов, нет, – сухо ответил Федор.

Миша лишь улыбнулся. Через десять минут на крыльце появилась Гаянэ. Женщина пристально смотрела на мужчин. Антошевский заметил ее.

– Иди к ней, – сказал Александр, обращаясь к Федору.

– Гаянэ, чего ты пришла? – без эмоций спросил он и повернулся к супруге.

Гаянэ, услышав Фёдора, грациозно вошла в здание, исчезнув из поля зрения Михаила. Она знала, что нет смысла ждать мужа, он придёт позже и в совершенно плохом состоянии. Красивая армянка, чувствуя, что случится что-то плохое, разбудила детей. Борис ушел в спальню Александра, а Лилит – к себе на кровать. Его друзья посмотрели на мужчину.

– Что?

– Ты разве не пойдёшь к жене? – робко спросил Миша.

Федор посмотрел на друзей с непривычным укором на лице и медленно направился внутрь дома. Они не подозревали, что друг пошел не к жене, а на кухню – заняться полупустыми бутылками алкоголя. Теперь только Александр и Миша остались наводить порядок в саду. В воздухе повисло неловкое молчание. Время от времени старший из них поглядывал на тускло светящуюся комнату наверху.

– Миш, ты в порядке? – спросил Антошевский, видя, что его друг как-то слишком задумчиво себе ведет.

– Нет, не в порядке. Мне 39 лет, и с самого рождения меня отвергало большинство людей, начиная с моих родителей. Мои самые долгие отношения с женщиной длились меньше года, кстати, ты хорошо знаешь эту историю. Я – никто, – ответил Миша сам себе, выпивая холодный горький чай из стакана.

Александр подошел к нему и крепко обнял по-дружески.

– Наверное, и ты можешь сказать о себе то же самое. Ты, наверное, тоже хотел бы, чтобы за Борисом присматривал кто-то другой. Чтобы имел маму, которая бы заботилась о тебе и о нем… Может, и ты бы хотел не только Бориса, а ещё сестру или брата для него.

– Миш!

– Прости, Саш, – ответил он, вытирая руки о рубашку.

– Я знаю, что тебе трудно, но верю, что, в конце концов, ты кого-то найдёшь. У тебя есть мы и Владимир Владимирович. Кстати, как у него дела? Разве он не хотел приехать? – ответил он мягким голосом, положив руку ему на плечо.