«Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника».
Именно так!
Русская армия не раз доказывала звание лучшей армии Европы, если уж не всего этого мира.
И это совсем не потому, что ее и впрямь окажется легче легкого бросить в бой, а прежде всего потому, что она всегда была, да и оставалась самой что ни на есть в этом мире долготерпеливой, а это и делает ее наиболее сильной духом среди всех прочих армий.
66
Да и командиры у нее всегда были очень даже сметливые.
Виктор Астафьев был рядовым солдатом, не мог он взглянуть на все происходящее глазами комбрига, к которому и впрямь именно вот насильно «в подмогу» был приставлен вечный языком трудяга комиссар, мозоли на небе себе старательно натирающий бесконечными попреками о недостаточной расторопности выполнения приказов из штабов, а там жили на ином свете…
И посильно воевали со всякими жалкими бумажками, а вовсе не с лютым и коварным врагом…
67
И это, кстати, именно то, в каком-либо поистине настоящем аналитическом смысле воинственно во всем бездеятельное штабное начальство…
…будучи и впрямь бестрепетно упертым, а еще и чернильно бездушным, все вот неутомимо взывало и взывало к рывку строго вперед на врага и рвало перепонки самым отборным матом всем тем, кто пытался отстоять необходимость именно тех оборонительных усилий.
Причем, как и во времена басовито дутых сталинских пятилеток, оно все так же ведь призывало к самому исключительно незамедлительному исполнению всех тех взятых кем-либо на себя весьма существенных обязательств…
То есть действовало оно как раз же именно так, как ему от века по его высокопоставленной должности и в мирной-то жизни неизменно еще изначально было положено «даешь» «сейчас», «чтоб незамедлительно»…
В условиях «светлой социалистической действительности» ложно по сам гроб жизни, всех и вся разом обув, да и по всяческим нищим углам коммунальных квартир наскоро обустроив, большевики вместо реального материального стимула могли ввести в действие один лишь стимул палочно-погонялочный.
Что вот, учитывая все грозные обстоятельства и без того немыслимо кровопролитной войны, в конечном итоге сказывалось с особенной совершенно немыслимой в мирные дни остротой!
Василь Быков. «Карьер».
«В первых же стычках с немцами Агеев понял, что главная их сила в огне. Как ни совершенствовала наша армия свою огневую выучку, немцы ее превзошли – их минометы засыпали поля осколками, пулеметы и автоматы сжигали свинцом, их авиация носилась в небе с раннего утра до сумерек, разрушая все, что можно было разрушить. Трудно было удержать этого огнедышащего дракона, еще труднее отходить, соблюдая какой-либо порядок. От немецких танков не было спасения ни на дорогах, ни в поле, ни в городе».
68
Но и Василь Быков, оценивая всю тогдашнюю обстановку, смотрит на все через пелену ретроспективы своего собственного никакими словами вовсе ведь и непередаваемого ужаса тех самых колоссальных поражений того-то никак уж незапамятного 1941 года…
…и тут этакий неописуемый никакими обыденными словами страх, обуявший отчаянно смелого человека, до чего только безоговорочно при этом во всем сочетался с вяжущим руки и ноги ощущением полнейшего своего гневного бессилия…
Однако это отнюдь не противник оказался гораздо сильнее, а попросту у него все всегда неизменно работало вполне слаженно и в точности по науке без всего того слепленного воедино бравой пропагандой целого вороха абстрактных догматов, прежде всего прочего, основанных именно на чудесах победы наглядной большевистской агитации над всяческим здравым общественным смыслом.